Главная » 2013 » Апрель » 23 » article_2525

---

20:59 article_2525

Ориджиналы Персонажи: Сэн/Эйин Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, Фэнтези Предупреждения: Ченслэш, Секс с несовершеннолетними Размер: Мини, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Был красивый вешний денек. Красивый императорский сад стоял в цвету, и над водой маленького озера опускались ветки деревьев и кустов самых диковинных цветов. Была здесь и в особенности прекрасная своим умопомрачительно ласковым светло-розовым цветом персидская сирень, и шикарные пышноватые пионы, и гордость правительского сада – красивые розы, чьи лепестки имели глубочайший голубий колер, а с краю отливали серебром. «Для кого стоило выращивать эти шикарные цветочки и деревья?.. Неуж-то для меня 1-го?..» — как-то отрешённо задумывался юный правитель Сэн, стоя на мостике над водами озера и смотря на своё отражение. С самого юношества он был болезненным, что сказалось на его наружности: бледноватая кожа без следа румянца, чрезмерная худоба, которую не могло скрыть даже просторное чёрное кимоно, с вышитыми на нём розами. Длинноватые чёрные волосы струились по плечам. Он сам казался частью этого сада, этой природы. Тяжело было поверить, что этот юноша – правитель этой старой страны. Отец его умер, сражаясь за мир на их родине. Ему удалось спасти страну, но взамен он дал свою жизнь. Сэн же, хотя правление его было мирным, иногда ощущал себя полностью ненадобным. Со денька смерти отца он был только эмблемой, и ни 1-го принципиального решения он не воспринимал. «Интересно, они бы увидели, если б я пропал?..» — отрешённо смотря на своё расплывающееся рябью отражение, задумывался юный правитель. Оторвав взор от вод озера, он поглядел по сторонам. Величавые деревья, цветочки всех вероятных цветов… и мёртвая тишь. Казалось, весь шикарный сад вымер. И всё это безумие цветов больше не веселило юношу. Тишь подавляла, усиливая странноватое чувство – как будто он остался один посреди этих цветов и деревьев, один во дворце, один во всём мире… В один момент откуда-то издалека послышались звуки музыки. Удивлённый сверх меры Сэн направился на звук. Сам того не заметив, он забрёл в самый далекий и глухой угол сада. Отодвинув ветку, он выглянул на поляну и так и застыл в изумлении. На поляне стоял незнакомый парень, быстрее, даже мальчишка. Одет он был бедно и некрасиво, а в руках держал плохонькую флейту. Но из этой флейты вырывались настолько красивые и грустные звуки, что Сэн даже не задумался, откуда взялся этот ребенок в его саду. Он просто молчком слушал тоскливую мелодию, что тот играл, и ощущал, как кое-где в душе зарождается какое-то щемящее, болезненное чувство. Хотелось рыдать от боли и экстаза, что вызывала эта странноватая музыка, настолько непохожая на песни придворных певцов… Но здесь мальчишка увидел правителя и испуганно отшатнулся, отняв от губ флейту. В его голубых очах зародился искренний ужас. Он напоминал напуганную птичку, готовую вот-вот улететь. Растрёпанные блекло-каштановые волосы, похожие на перья, усиливали это сходство. -Простите! – он ринулся в ноги императору, — Я обещаю, что больше никогда не заберусь в ваш сад! Прошу, помилуйте! -Что ты тут делаешь? И кто ты?.. Мальчишка испуганно шепнул, не вставая с колен: -Моё имя Эйин. Мои предки погибли на войне, а мне осталась от их только флейта… -Значит, ты кочевой музыкант? – спросил Сэн, смотря на хрупкое дрожащее существо в лохмотьях, что игралось настолько волшебную музыку. Мальчишка испуганно раскрыл глаза: -Нет! Я играю себе, а не за средства. Сэн удивлённо поглядел на мальчугана. Тот смотрелся таким злосчастным, таким одиноким… и совместно с тем мог создавать такую замечательную, берущую за душу музыку. -Эйин… А не желал бы ты остаться при дворе?.. Мне приглянулась твоя музыка. И я желал бы, — наклонившись, Сэн посодействовал мальчугану подняться с колен, — Чтоб ты играл для меня. Нигде я ранее не встречал настолько профессионального музыканта, как ты. Мальчишка обширно раскрыл глаза и стал ещё больше припоминать испуганную птичку. -Если вы так желаете… -Конечно, желаю. С того времени мальчик-музыкант поселился при дворе. Юный правитель никогда не отпускал его от себя, одевал в наилучшие одежки и даже, породив этим самым огромное количество слухов, однажды в присутствии множества советников и слуг, лично перевязал каштановые волосы мальчугана прекрасной сине-серебряной лентой, очень похожей по цвету на те розы, что цвели в императорском саду. Мальчишка же, казалось, был счастлив, и песни, что он играл, сейчас щемили сердечко своим теплом, собственной надеждой на наилучшее. Он не гласил ни слова, но его музыка гласила эмоциями, заставляя всех ощутить то, что ощущал он сам. В один прекрасный момент вечерком юный правитель, вялый после еще одного приёма (на котором, естественно, показал зарубежным послам собственного уникального музыканта), позвал мальчугана в свои покои. Эйин стремительно отозвался на его вызов. Правитель не произнес ни слова, но мальчишка сообразил собственного государя без слов. И, достав из-за пазухи флейту – не ту позолоченную флейту, на которой играл на людях, а старенькую флейту отца, – заиграл, только прошептав перед этим: -Моя песня принадлежит только вам. Сегоднящая песня мальчугана была совершенно не таковой, как обычно. Незапятнанные, высочайшие звуки возносились в небо с некий не поддающейся объяснению грустью и нежностью. Казалось, у Сэна проносились перед очами те эмоции, о которых пела флейта: боль сменялась надеждой, а холод сменялся нежностью и теплом. Эйин как будто молил о чём-то – и правитель услышал его мольбу. Всего один шаг – и он коснулся плеча хрупкого ребенка. Тот, удивлённо подняв глаза, отнял от губ флейту. Голубые глаза мальчугана повстречались с прозрачно-сиреневыми очами правителя. А в последующий миг губки их тоже повстречались. Мальчишка, приподнявшись на цыпочки, слабо упёрся руками в грудь Сэна, продолжая сжимать в правой руке флейту. В этот миг, казалось, весь мир закончил существовать. Эйин как будто растворялся в чужой нежности. Казалось, он даже не замечал того, что они оба уже оголены, и чувствовал только тепло тела юного правителя. -Мой государь… Обещайте, что никогда не бросите меня? -Обещаю… — шепнул как будто одурманенный прелестной музыкой Сэн, — Не брошу. Никогда. Он опять поцеловал молодого музыканта. И, хотя мальчишка больше не играл на флейте, мелодия, казалось, продолжала звучать. Мелодия 2-ух сердец и 2-ух тел, слившихся в единое целое… -Мой государь… Аах… Мягкость чужой постели. Нежные руки, ласкающие тело. -Я люблю вас… Государь Сэн. Через пару дней от зарубежного посла пришло письмо: «На последнем приёме я имел честь видеть Вашего придворного музыканта. О нём гласили, что его музыка совершенна. Смею вас заверить, это не так. Мои придворные изобретатели сделали специально вам прекрасную вещь, которая способна, поверьте, играть куда более волшебную музыку. Понимая, что вы мне не поверите, посылаю вам один экземпляр этого изобретения». После же слуга, сгибаясь в поклоне, внёс в тронный зал удивительно сделанную птицу из незапятнанного золота. Глаза у птицы были из драгоценных камешков, а крылья и хвост были усыпаны россыпью сапфиров. Чтоб птица запела, её следовало завести, что правитель не преминул сделать, в глубине души не веря, что какая-то там искусственная птичка может затмить в мастерстве его Эйина. Птица запела причудливую, весёлую мелодию, от которой немедля хотелось пуститься в пляс (чего Сэн, конечно, не сделал, ибо страшился утратить лицо в очах слуги). Решив, что песня даже очень хороша, он повелел поставить птицу в собственных покоях. Вечерком, как и всегда, Эйин пришёл в покои правителя, он уже собрался играть, но был остановлен Сэном. -Погоди! Ты должен слушать, как поёт эта птица, — улыбнувшись возлюбленному, экзальтированно проговорил Сэн. Из недр золотой птицы опять полилась та же песня. Эйин, выслушав её, покачал головой: -Эта песня безобразная. Она мёртвая, без души. Хочешь, я сыграю тебе, Сэн? Как играл ранее. В голосе мальчугана звучал странноватый надрыв. Как будто он страшился быть отвергнутым и в то же время возлагал надежды, что возлюбленный не откажется. Но Сэн, поглощённый каким-то детским экстазом, этого надрыва не услышал. -Ты просто завидуешь тому, что какая-то искусственная птица играет музыку лучше, чем ты. Разве ты не слышишь, что звуки её пения не срываются, не прерываются?.. Это так особенно. И умопомрачительно! Как они только смогли это сделать… -Мне уйти к для себя?.. – ничтожным голосом пролепетал Эйин, прижимая к груди флейту. -Если хочешь, можешь уйти, — бросил Сэн, в очередной раз слушавший пение искусственной птицы. Эйин резко развернулся и ушёл. Мальчугана душили слёзы. «Мой государь… Неуж-то какая-то игрушка смогла поменять вам меня?.. Означает, и я вам был только таковой же игрушкой?.. Игрушкой, которая должна была веселить вас. Только веселить…» Сэн же, изучающий новое изобретение, ничего не услышал. Не согласился он слушать игру на флейте собственного Эйина и на последующий денек, и через неделю. Скоро мальчишка ушёл из дворца, отправившись странствовать по миру. Сэн не удержал его, обидевшись за то, что тот не признаёт прелестной музыки механической птицы. Но – уж вот удивительно – в саду в тот денек, когда ушёл Эйин, увяли все голубые розы. С того времени, как ушёл мальчишка, прошёл год. Дворец и сад утопали в темной мгле. Весь дворец был в белоснежных лентах, символизировавших траур. Юный правитель, поражённый неведомой заболеванием, готов был уйти к праотцам, невзирая на усилия лекарей. Сэн лежал на кровати, смотря в потолок. Кругом было мрачно, и ему чудились во тьме странноватые картины: искажённые гомерическим смехом и истерическими рыданиями лица кружились вокруг него, как будто затягивая в собственный разноцветный водоворот. Дышать становилось всё сложнее и сложнее – дух погибели уже был тут, сдавливая грудь юного правителя и готовясь отобрать его последнее дыхание. Ослабевшей рукою парень потянулся к стоящей у постели, способной стать его смертным ложем, искусственной птице. В последний раз, хотя бы раз, он желал услышать ту волшебную музыку. Но сил у него не хватало на то, чтоб повернуть ключик, а без завода птица не могла петь. Пересохшими губками юный правитель шепнул: -Прошу, сыграй мне… Последний раз, сыграй! Но шикарная золотая птица молчала: без завода она была только мёртвым набором шестерёнок. На очах Сэна выступили слёзы. Дышать и совсем стало нечем, как вдруг послышались звуки музыки. Не той, что пела искусственная птица, а другой, отлично знакомой. Дверь открылась, и к постели умирающего правителя подошёл Эйин. Мальчишка всё так же играл на флейте, не отводя заплаканных голубых глаз от умирающего возлюбленного. В каждой нотке, в каждом звуке звучала вся та любовь, что он испытывал к человеку, настолько свирепо покинувшему его, вся боль, что он испытал за этот период времени. Сэн ощутил, что удушье отступает, сменяясь болью и странноватым томлением в груди. Протянув исхудавшую, дрожащую руку, он коснулся щеки Эйина. -Мальчик мой… Прости. Прости… Водоворот разноцветных лиц пропал. Сейчас в мгле спальни были только двое – молодой правитель и тот, кто только-только возвратил ему его жизнь. -Я люблю тебя, Эйин. Люблю… прости меня. Мальчишка, наклонившись, уткнулся влажным от слёз лицом в плечо возлюбленного: -Когда я вызнал, что ты болен… Я поразмыслил… Что, наверняка, для тебя уже надоела эта птица. И ты хочешь слушать то, как играю я… — по-детски шепнул мальчишка, прочно обнимая возлюбленного. Тот улыбнулся и взъерошил каштановые волосы, перевязанные подаренной Сэном лентой. В ту ночь в императорском саду, на уже засохшем кустике, распустились две голубые розы, отливавшее серебром. И с того времени ни одна из этих роз не увядала…

1 2 3 4 5 Просмотров: 380 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0