Эффект полнолуния — Слэш (яой) Assassin's Creed Персонажи: Malfatto/Il Lupo Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, POV Предупреждения: OOC Размер: Мини, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Эффект полнолуния Недлинные вспышки обжигающе броского солнечного света лупят по очам. Монстр. Чудовище. Бес. В моём обширном сундуке слов и выражений можно подобрать сотки гнусных словечек, которыми каждый денек меня поливают люди, стоит надеть маску чумной птицы. Но сейчас особый денек, когда солнце светит нестерпимо ярко, и охото снять с себя даже свою кожу, чтобы не задохнуться от раскалённого воздуха, разрывающего лёгкие. Закаты. Рассветы. Нагие стенки. Площадные актёры. Масса на рынке разъясняется наплывом торговцев с различных концов Италии – горшечники, портные, кузнецы. Не протолкнуться. Грозная действительность проснувшегося от ночного анабиоза городка Борджиа. Куда не кинешь глаз – Кровавый Рим, но я люблю этот город и люблю свою работу даже в такую нестерпимую жару. Сбросил плащ, снял маску – обычный городской житель, рыскающий с поисках новых зарубежных целительных травок и настоек. Даже если ты на данный момент на меня смотришь, я знаю — ты не узнаёшь меня, но смутные сомнения заполняют твою голову раскалённым водянистым металлом. А мне отлично видно тебя. Мучаешься от жары, закованный в собственный многострадальный сероватый плащ, вертишь в изрезанных пальцах, затянутых в кожу, спелое-спелое яблоко. Ты волк, я волк, все мы чёртовы псы Борджиа, потерявшиеся в иллюзиях своей значимости. Только ты попал в эту мясорубку благодаря шлюхе и головорезу, а я – из-за скукотищи. Мне не необходимы грязные средства Чезаре, меня не тревожут порочные эталоны его воспалённого извращённого мозга, мне нужна только кровь. Кровь убитых мною дам. А что необходимо для тебя? Сделали схожим на ассассина, отражением в треснутом зеркале, ты попал в водоворот собственных масок, помеченных тамплиерским крестом. Сейчас ты убийца, а завтра смиренный праведник… Но в моей постели ты всегда другой.... Если б не Фиора, я бы никогда не вызнал о для тебя. Даже на данный момент, следя за тобой из-за спин прохожих, я не понимаю, чем все-таки ты так зацепил меня, Люпо, чем таким ранил моё чёрное сердечко? Будь моя воля, порвал бы этот круг, но тогда что-то снутри меня лопнет, оборвётся. Ведь я так привык к для тебя, к твоим капризам и патологической ереси. Хочешь правду? Да я болен тобой, как прокажённый. И на данный момент не настроен следовать правилам и принципам, навязанным нездоровой воспалённой реальностью потонувшего в крови Рима. Сейчас, кстати полнолуние. Знаешь об этом? Охото вопить на луну? Охото вновь утопнуть в своем одиночестве, Волк? Погружённый в себя, ты не замечаешь моего приближения, и это могло бы оборвать твою жизнь, назначь тебя Аудиторе собственной целью. Но я не ассассин и не твоя смерть. Хотя последнее я бы просто воплотил в действительность, будь на то моя воля. Я прислоняюсь к твоей спине и ты вздрагиваешь, как от укола. — Мальфатто?! — Тебя видно как минимум с четырёх точек на крыше… — усмехнулся я в ответ на твой свирепый взор – Несколько раз мне удалось прицелиться для тебя точно меж глаз… Ты ошарашен увиденным, правильно? Априори. Привыкший созидать меня в кожаном плаще доктора и в маске, ты удивлён и не можешь выговорить и слова, мой сероглазый убийца. — За полчаса моего наблюдения мне удалось на уровне мыслей уничтожить тебя практически пятнадцать раз… Мы некое время сидим, молчком разглядывая друг дружку. Всё, что я вижу в твоих очах – враньё. А ещё… — Ты облажался… — нарушаю я неожиданную тишину – Твою спину видно также с крыши того борделя. Прищурился. Злишься. Этот порыв вызывает мягенькую ухмылку на лице, а в горле наращивается хохот. Но я сдерживаю себя, чтоб не нарушать идиллии. — Если ты пришёл сюда только для того, чтоб сказать мне это, то извини, я как-нибудь сам разберусь…— ты вздыхаешь – Чего-нибудть ещё? Закинув ноги на примыкающий ящик, я перевожу взор на умиротворенно прогуливающегося по крыше стражника. Погода сейчас нещадна к бойцам Борджиа. Они похожи на прожаренные тушки перелётных птиц. — Для того, чтоб быть незамеченным на торговой площади, необходимо было сесть у лавки с фруктами… — как ни в чём не бывало продолжаю я – Этой точки не видно ни с одной крыши. Ты облажался. Как будто обиженный ребёнок, поправляешь плащ и отворачиваешься. — Хватит. Тебя прислал Чезаре? Как грубо. Поморщившись, прижимаюсь к твоей спине и откидываю голову на плечо. В таком положении неловко говорить с собеседником, но я поближе к для тебя, и это настраивает на правду. Правду, которую я так желаю слышать всегда. — Нет. — Фиора? Неосмотрительная попытка задеть мои чувства. Я никогда не слушаю приказов запятанных испуганных шлюх. Я удивлён, как ещё мой шприц не проткнул её продажное сердце. — Нет. — Тогда кто? Это моё задание, я не добивался помощи. Немного повернув голову, я чувствую, как ты дрожишь от злобы, как будто я отобрал у тебя возлюбленную игрушку. — Поверишь мне, если я скажу, что сам пришёл? Ты малость помолчал, потом сжал руки в кулаки так, что заскрипела кожа на твоих перчатках. Шипишь. Больно? Бальтазар не щадил тебя, когда ты своими своими руками пробовал побороть его в открытом бою. Перешагни свою робость, Волк, и попроси моей помощи. Я отравлю хоть какого, кто захотит выслать твою голову в канаву. Отлично, что Сильва не убил тебя, а то бы я точно перерезал всё его подполье, не оставив Аудиторе и шанса вычистить ещё один муравейник Борджиа. Кровь за кровь. — Верю. Но на данный момент я не настроен говорить. Прости. Я опять поворачиваюсь к для тебя и шепчу на ухо. — А я и не желал говорить с тобой. Ты ведь так напряжён, что я, признаться, по началу вообщем не желал к для тебя подходить. Но ты таковой невнимательный… — моя рука проскользнула под твой плащ и ты невольно выгнулся. Как отлично, что нас никто не замечает – люди торопятся по своим делам, стражники страдают от жары, ну и от тебя становится ещё жарче, так, что кровь в моих сосудах закипает. — Что ты делаешь? Я усмехаюсь и прикрываю глаза. — Проверяю твою сосредоточенность. Весело, что ты даже не увидел, как просто мой шприц прошёл через одежку. Даже не больно, правильно? Жертва дёрнулась. Я всегда обожал глядеть на то, как они пугаются, стоит неприметно ввести иглу в покладистую плоть. Снотворное либо яд? На данный момент ты дрожишь ещё посильнее, тебя обхватывает ужас незнания. Что все-таки я замыслил? — Забудь о цели, Люпо. Она мертва уже как минимум час. — Что?! Вот и всё. Тело в моих руках. Сейчас для тебя не о чем волноваться. Сейчас у тебя есть я, и это полнолуние мы проведём вдвоём. Конечно, я вколол для тебя снотворное. Если мне и получится уничтожить, то не у всех на виду. Мир не увидит твоей погибели, только мне позволена такая роскошь, только я буду оплакивать тебя, только я подниму руку на собственное безумие. И только я, я желаю, чтоб в твоих сероватых очах поблескивали слёзы хотя бы раз в жизни. Я – палач, и ничто не освободит меня от этой роли, не считая неосмотрительного неудержимого звука, коим сопровождается погибель и периодически – удовольствие. Эти понятия, мой дорогой убийца, стоят неподалеку друг от друга в моей системе ценностей. Стать другим я позволю для себя исключительно в случае собственной погибели либо в присутствии тебя, когда ты будешь умолять меня о поцелуе, а потом закричишь, цепляясь пальцами за мои плечи, добровольно сдаваясь в плен наслаждения. В такие моменты я только твой преданный пёс и для меня не существует ничего, даже кровавый Рим за стенками дома расплывается и преобразуется в нелицеприятное месиво из гари и золы. Их для меня – нет. Для меня есть только ты. — Мальфатто… Мы находимся в моём доме в неблагонадёжном районе Рима, я сижу на кровати, устроив твою голову на собственных коленях,а ты равномерно обретаешь возможность двигаться, гласить, созидать. Просыпаешься, сероватыми очами изучая комнату, некое время не понимая, где ты оказался. — Лежи, не двигайся. Положив на твой лоб влажное полотенце, я шумно дышу через маску. Смотришь. Опять смотришь на меня так, как будто я твой тропический мираж. — Для чего ты надел маску? Склонив голову набок, я улыбаюсь. Как жалко, что ты не видишь моей ухмылки – последний раз я так улыбался лет в 16. Она выражает удовлетворенность человека, узревшего в окне самого дорогого ему, самого ценного…. Это просто. Просто непереносить весь мир, но делать исключения для 1-го единственного индивида, который незнамо как опровергает все твои мнения на население земли. — Я желаю, чтоб ты сам снял её с меня. У тебя это выходит просто чудесно. Ты поднял руки на уровне моего лица и расстегнул стягивающие мою голову ремни. Только для тебя позволено это делать – освобождать меня от нехватки кислорода и созидать правду, которую я прячу за маской. Настоящего меня, такового обычного на вид и устрашающего изнутри. Люпо… Ты 1-ый человек, который наплевал на мою беспощадность. — Сейчас я опять тебя выручил… — мой свой глас кажется мне незнакомым – Если б я не увёл нас оттуда, в какой-то момент бы на тебя вышел Вольпе. На твоих губках возникает размеренная ухмылка. Неуж-то злоба больше не разрезает душу изнутри? — Ах так. Означает я и взаправду облажался. Я кивнул. И меж нами опять повисла удушающая тишь, нарушаемая плеском воды в глубочайшей тарелке на столе, куда я опускал полотенце. Я оглядел твои руки, изрезанные бритвой Бальтазара , и осторожно перевязал их, мучаясь от понимания своей слабости. Я желаю уничтожить их всех. И Чезаре, и Фиору, и Сильву, и Аудиторе – всех! — Может быть… Ты хочешь выяснить, кто убил твою цель? Как будто не слыша вопрос, ты молчком разглядываешь моё лицо. — Нет. На данный момент это не так принципиально. Цель мертва, Борджиа доволен. Его не тревожит, кто убил, его тревожит только факт выполнения задания… — сероватые глаза как будто глядят мне в душу – Но, собственных средств я лишился. Убрав полотенце со собственного лба, ты поворачиваешься ко мне, и я чувствую твои губки на собственной шейке. Голодный волк снутри меня готов звучно стонать от этого обжигающего прикосновения, но я сдерживаюсь, выдавливая из себя только небогатую усталую ухмылку. — Затуши свечу. Я желаю, чтоб в комнате было мрачно… — прошу я после паузы и протягиваю руку, чтоб проверить частоту собственного сердцебиения, прикрыв вялые глаза. Сейчас только лунный свет, пробивающийся через окно, освещает помещение. Эффект полнолуния – это момент, когда взор задерживается на лунном диске так длительно, что кажется, как будто время тормознуло. — А сейчас поцелуй меня… — опять говорю я, стирая с твоей щеки прохладную каплю воды, и вижу твою ухмылку. На данный момент мне кажется, как будто это ты изловил меня, а не я тебя, как было в нашу первую встречу. И наш поцелуй отдаёт горечью кое-где на уровне подсознания, глубочайший и длинный, обещающий сделать эту ночь ещё более броской, незабвенной. Целуй меня, будь со мной, забудь обо всех – вот, что пролетает на скорости звука в моей голове, но ты никогда не сделаешь этого, помня о собственной обязанности в отрядах Борджиа. Не забудешь о Фиоре, о Бальтазаре. Ведь конкретно они создали тебя таким, каковой ты есть, а не я. Я только немного разбавил твоё желание быть с кем-то и это меня убивает. Медлительно, как яд. Поцелуи настойчивее. Спускаясь вниз, ты изучаешь каждый шрам на моей груди, как будто видишь их впервой. Каждое прикосновение твоих губ отдаётся в животике болезненным спазмом. Ты никогда не гласил мне, что любишь меня, да нам и не надо схожих слов, ведь для этого есть язык тела. Если б для тебя от меня нужна была только близость, я бы не ловил каждый твой вздох. — Сейчас я диктую правила… — слышу в мгле шёпот и усмехаюсь. Ты нескончаемо готов гласить это, даже зная, что я в какой-то момент перехвачу инициативу, и для тебя будет больно, как впервой. Против воли, я касаюсь твоей груди, вцепляюсь поцелуем в открытую шейку и, опуская руку ниже, завожу её меж твоих ног. Запрокинув голову, шумно выдохнул – в тиши всё так отчётливо слышно, даже моё чёртово сердцебиение. А ещё я желаю, чтоб ты всегда смотрел на меня только так – с желанием. Покажи мне, как ты предан. — Мальфатто… — произносишь моё имя с издевкой в голосе, как будто я делаю что-то не так. Но мне уже плевать на то, что ты думаешь. Для меня существует только твоё тело, мой ночной гость. И на данный момент я получу его стопроцентно, ведь ты этого тоже хочешь. Я готов целовать тебя вечно, оставляя собственнические следы. Мы раздеваемся поспешно, как будто времени до утра нам недостаточно. Поощряя тебя, я пускаю в ход свои пальцы, проникая в твоё покладистое тело, и позволяю застонать через жгучий поцелуй. Сейчас я добр к для тебя, по другому бы не поставил рядом с кроватью пару склянок, так нечасто задействованных в наших играх. Делая упор руками на стенку за моей спиной, ты прижимаешься ко мне и опять стонешь, практически кричишь. Стоит мне вторгнуться в тебя, как из твоего гортани вырывается неосмотрительное ругательство. — Ори… Ори, Люпо… — прошу я вполголоса, закрывая глаза. А ты делаешь всё ненасытно и быстро, как будто опять торопишься уйти. Не уходи. Позволь мне насладиться каждым твоим движением, Волк. Ведь ночь сейчас такая особая. Я жду большого, неудержимого звука. Удовольствие накатывает удушающей волной, я утопаю в твоей страсти, дрожу от звучных стонов и давлюсь своей нежностью, которая непременно последует после соития. Мы оба скупые твари – нам всегда не достаточно. И мы доказываем это, стоит нам достигнуть пика практически сразу. И это – наша малая погибель. Я наобум целую твою шейку, когда ты ложишься со мной рядом, и касаюсь губками виска – жест, от которого мурашки бегут по коже. Что-то личное, что-то сокровенно-греховное. И мне приятно обдумывать, что этот грех мы делим на двоих. — Скажи, Мальфатто, а ты бы сумел уничтожить ради меня? И я отвечаю: — Да, сумел бы. Через дымку мне удаётся изловить его хитрецкий взор. — Охото сказать как-то по-женски, что я люблю тебя, но, по-моему, всё и так понятно, разве нет? Да. И я желаю уснуть с идеей, что это вправду так.
|