Назови мне единицу измерения вины. — Hetalia: Axis Powers Персонажи: Германия, Наша родина, мимолётом Пруссия. Рейтинг: PG-13 Жанры: Ангст, Психология, Философия, POV, Songfic Предупреждения: OOC Размер: Драббл, 1 страничка Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Мы сидим на лавке, а мимо меня проходит светловолосая девченка, сжимающая связку шаров белоснежного, голубого и красноватого цветов. Она улыбается и что-то отрадно восклицает, обращаясь к собственной мамы, которая смеётся в ответ. А на груди у их приколоты оранжево-чёрные ленточки, при виде которых у меня снутри всё сжимается. Сердечко преобразуется в пульсирующий комок вины, которую я никогда не искуплю перед другим народом. Иван стабильными шагами подходит ко мне и присаживается рядом. Он как обычно, закутан в собственный возлюбленный шарф, одет в светлую шинель, а на губках царствует постоянная тёплая ухмылка. Вот только глаза те же. В глубине этих тёмных фиалок укрыта душераздирающая боль, плотно закрытая за тысячью замками и железными цепями прохладного сердца. А при твоём виде у меня в венах пульсирует кровь с большой частотой. Так как ты – моё хроническое воспоминание, основанное на 7 запятанных годах моей истории. Человек, который стоял во главе моего народа был противен мне так, как больно глядеть на мёртвые тела ни в чём невинных людей. У такового как я руки по локоть в крови, не так ли? — Ты всё ещё помнишь, да?— спрашивает меня Иван. Его взор ориентирован куда-то в пустоту, которая существует только для него, оставляя действительность за гранью разумного. Это некоторый свой мир, лишённый боли и горя, которыми пропитана жизнь каждой страны. — Разве я могу это запамятовать… — осиплым голосом отвечаю я. Разве можно запамятовать ужасающие куски мемуаров, которые плотно впились в сознание? Можно ли вообщем вырезать это из памяти? Нельзя. Точно так же, как и нереально искупить вину перед десятками миллионов людей, клики которых слышал он сам. Я никогда не смогу запамятовать искалеченное муками лицо Ленинграда и яростные, выражающие мучения слёзы Москвы. И всё, что мне оставалось делать в отдалёком 40 5-ом, это молить о прощении бессчетное количество человек – живых и мёртвых, пропавших без вести и находящихся на грани жизни и погибели. А в ушах стояло «Бог простит». Эти слова стали для меня бессрочным клеймом, обжигающая боль которого слабеет при надежде, что через сотки либо хотя бы тыщи лет меня простят эти люди. А бог не простит. «Страны тоже могут ощущать. Они живы, понимаешь?» — так гласил брат. — Назови мне единицу измерения вины. – тихим голосом просит Брагинский. — Людские души. – отвечаю я ломающимся в агонии души голосом.
|