Паззл — Слэш (яой) Katekyo Hitman Reborn! Персонажи: Бельфегор/Фран Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой) Предупреждения: OOC Размер: Мини, 2 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Когда-то они были во всём схожи и просто и незамысловато друг дружку терпеть не могли. Просто. Тогда всё было так просто. Тогда Царевич ещё не перевоплотился для Франа в единственное подтверждение собственного существования, в гарантию, что он не странноватая рефлексия мирового сознания либо просто чей-то абсурд. — Лягушка не читает, — замечает Бельфегор, сидячий в той же гостиной, что и иллюзионист. Фран предпочел не обращать на него и на его ножики внимания. – Издавна не читает. Царевич гласил — «давно не читает», а юноша слышал – «попробуй только, сделай возражение мне». Означает, его королевское величество заскучало, по другому бы Бельфегор произнес об этом как минимум час вспять, когда Фран только предался размышлениям, отвлекшись от текста книжки и запамятывая временами крутить странички. Да что там, он уже успел запамятовать, о чем читал. Юноша откладывает книжку, воспринимает более комфортную позицию лежания на кресле, предвкушая увлекательный разговор. Можно же спровоцировать Царевича на пару ножей, а заодно попрактиковать свое остроумие. — Да, — благородно с флегмантичной интонацией отвечает Фран, сбивая все планы ответов Царевича. Он уверен в грядущей словесной перепалке, которые так любит устраивать. «Интересно, я когда-нибудь привыкну?» — вопрошает иллюзионист себя, в очередной раз не находя глаз Бельфегора, наслаждаясь белобрысой челкой. Но Бельфегор не слышит равнодушия, он слышит… вялость. Бел терпеть не может слышать в голосе Франа вялость – так как это… Это как паззл, в каком силой поставили детальки не на свои места. С трудом, и смотрится некорректно, ошибочно… да и вынуть их куда тяжелее. И на свои места они позже встают помятыми и разболтанными. Слышать вялость глубочайшего старца в голосе, созидать в очах, которые прямо, уверенно глядят на него с юношеского, практически детского лица – нестерпимо. — Чего ты таковой вялый? — Я? – очень удивляется Фран, на секунду забыв о безразличной маске. А Бельфегор радуется хоть некий эмоции. Помятые детальки встают на место, картина – потрёпанная и стершаяся где-то. Цельная. Две чашечки – одна с чаем, дорогим, когда-то кем-то подаренным, и 2-ая – с плохим растворимым кофе. Подымаются и опускаются над столом. Сюрреалистика. Глуповатая и популярная даже детям. Бел держит чашечку чинно, за ручку, мерно и бесшумно отхлёбывая. И посиживает очень прямо. Фран греет руки о теплые бока, малость сгорбившись и делая упор локтями о столешницу. Этот паззл кажется очень странноватым, очень контрастным. Но все детальки, иллюзионист точно знает, лежат верно, на собственных местах. Молчание становится комфортным. В коттедже больше никого нет и не совершенно понятно, почему оба парня избрали одну и ту же небольшую, кое-где четыре на четыре метра, но уютную комнатку. А не разошлись, выбрав местом дислокации собственных тел большие и шикарные – другие. Комфорт, тишь, спокойствие – мечта, для каждого из их. И каждому другой не особо мешает. Так и посиживают уже – оба косятся на древесные стенные часы – три часа. Они молчат, с тех пор как пришли, кое-где раз в час обмениваясь парой фраз. Просто Бельфегор не знает, о чём с ним гласить. Фран – тоже, даже не представляет из-за чего начать словесную перепалку, старенькые обтершиеся темы надоели. Так и молчат. Молчат. И снова… — Фран. Бельфегор в первый раз, практически в первый раз зовет его по имени, аккуратненько ставит чашечку на стол. — М? Иллюзионист вскидывает голову. Это «м» такое невежливое, такое неподобающее, такое домашнее. Царевич удивлен, что его это не злит. Не задевает гордость. Ему тепло. Ему охото погреть руки, как Фран, о теплую чашечку. Ему охото испытать кофе и выяснить, почему он – плохой. Царевич как будто чего-то ждёт. Иллюзионист отвечает этим же. В паззле, кажется, что-то не так. Какая-то пара деталей оказалась так похожа, что он и не увидел, как спутал их. Нужно же. Разговор вновь не завязался. Уже в который раз. Может, лучше просто молчать? В слабеньком свете единственной лампы на лице Царевича резко обозначаются скулы, и он кажется намного старше. А если глядеть вот так – чуток наклонив голову, то таковой, как обычно. Это удивительно, но Франу почему-либо кажется, что «неправильные» детальки он практически нашёл. Хм… В первый раз Фран ловит себя на мысли, что его семпай прекрасен. Нет, ранее он вообщем не смотрел на красоту людей, относясь ко всем идиентично – флегмантично. Он опять думает. Теряя связь с реальностью. Засыпает. Поцелуй, ворачивающий к действительности, не стращает, только потряхивает сонное сознание иллюзиониста. Он не спешит отпихивать от себя нахального царевича, руки которого уже настолько же нахально блуждают по его телу. Почему? Ему кажется, что чьи-то очень прохладные пальцы аккуратненько выковыривают куски паззла из неподходящих мест. Куда аккуратнее, чем он сам мог бы, и картина в итоге не должна смазаться. Фран не лицезреет глаз Бельфегора, но больше чем уверен, что тот очень удивлен его покорности. И больше чем уверен, что этот вечер никогда более не повторится, и хоть и навечно отпечатается в их памяти, но даже в случайных словах они никогда к нему не возвратятся. Это совершенно не печалит, только подчеркивает необычность и сюрреалистичность сложившейся ситуации. При том, что в то время, пока Фран раздумывает, Бельфегор времени даром не теряет…. Он не стонет, просто дышит. Очень нередко, глубоко, шумно. Фран раздувает огнь. Занимается пламя. Им не холодно. Паззл – собран. …А днем они оба пьют кофе, и Бельфегор находит его и взаправду очень плохой вещью. Позже — просит налить ещё.
|