Главная » 2013 » Апрель » 20 » Перебирая пленки чужих воспоминаний Слэш яой

---

19:49 Перебирая пленки чужих воспоминаний Слэш яой

Перебирая пленки чужих мемуаров. — Слэш (яой) Kuroshitsuji Персонажи: Grell Sutcliff\William T Spears Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, POV, Songfic Предупреждения: OOC Размер: Мини, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Перебираю в руках пленки чужих мемуаров. Хохот, ухмылки, какие-то празднички, рождение малышей, женитьбы, просто семейные посиделки. И все это недешево людям. Они запоминают каждую ухмылку возлюбленного человека. А у меня? У меня нет ничего этого. В порыве бессильной злобы смахиваю со стола всю пленку. Три часа ночи, а я сижу на работе. От того, что дома никто не ожидает и даже кактус на окне угрожает засохнуть. Колкое растение, с которым мы так похожи. Он цветет ярко-алыми цветами, практически неделю, и невыносимо больно колется. Так же, наверняка, и я. Ярко-алый и невыносимо колющийся. Мне даже некоторого попросить возвратиться вспять, некоторому позвонить на Рождество либо пригласить просто испить вечерком. Мимолетные интрижки, однообразные имена, легко. Быть с кем-то близко. Тяжело. Неистерпимо тяжело разделять с кем-то свою свободу. Я не умею быть ласковым. Я не умею приносить кофе в кровать либо готовить по утрам. Но я всего только могу несуразно зарыться в волосы лицом и молчать. Я не умею гласить прекрасных слов. Для всех вокруг, я диковинный цветок, развлечение. Которое как-то разбавляет скучноватую жизнь отдела. Всегда смеется, раскидывает бумаги, не сдает впору отчеты. Но кто бы знал, что отчеты все делаются в срок, а ухмылка перевоплотился в оскал. Но мне нельзя выходить из вида шута, ну и для чего? Для чего кому-то что-то знать? Кого-либо к для себя подпустить? Наверняка, не сумею. Пусть все на расстоянии. Любуются красотой этого цветка, но не подходят близко, у него очень острые иглы. На улице вопят сирены и раздается обыденный ночной шум. Отлично, что хоть на время перенесли наш отдел на землю. Мне здесь спокойней работается, наверняка, я очень гуманен? Не пристало жнецу мыслить о каких-либо там эмоциях и том, что ожидает его кто-то дома либо нет. Доносится рокот моря, открываю окно и, свесив ноги вниз, закуриваю. От сигарет неприятно язык щипет, очень много курю. На улицах пусто, только время от времени огоньки в окнах видно. Снимаю очки, протирая вялые глаза. В Лондоне осень, в Лондоне влажно и маленький дождик моросит. Ветер в мою сторону, и на лицо мне падают маленькие капли. Убираю руку, не открывая жарких глаз, холодные малыши воды на кожу садятся, приятно. Передергиваю плечами, на улице не настолько многим выше ноля, а я всего только в рубахе. Ну и хорошо, если заболею, смогу малость отлежаться дома, хотя, для чего я там? Наверняка, как мебель. Все равно ничего не делаю. — Ты замерзнешь. Вздрагиваю. До боли знакомый глас. — Ты почему до сего времени здесь? Домой не пора? — У меня к для тебя встречный вопрос, отчего ты до сего времени на работе? — Вопросом на вопрос отвечать не благопристойно. Не разварачиваясь и выдыхая дым: — Выкручиваешься, Уилл. Я отвечу, я не желаю домой, работы еще много. Осень, сам знаешь, сколько смертей на это время года приходится. — Не дерзи. Тогда ты сам должен додуматься, почему и я тут. Так и охото ляпнуть, — что, дома никто не ожидает, не считая поднадоевшего Рона и очередной бутылки виски? То, что ты встречаешься с Ноксом, ни для кого из наших не было потаенной. Мальчик втюрился в тебя по самые уши, бегал хвостом и в конце-концов, наш неприступный и прохладный начальник сдался. То, что ты предпочитаешь мальчишек девченкам, коих вокруг тебя еще со времен Академии было много, знала, наверняка, любая собака. Прохладный и отстраненный ото всех, наилучший ученик Академии, тебя желали и добивались, а ты только поправлял очки и обходительно отказывал, а затащить тебя в кровать, было мечтой многих студентов и, чего хитрить, даже парочки юных педагогов. Я же в это время прогуливал пары, веселился на каждой вечеринке и, в общем, честно вел запанибратский стиль жизни. С тех времен практически ничего не поменялось. Ты так же предпочитаешь юношей и тебя желает каждый 2-ой, а я... А я веселюсь, правда, уже не так от всей души, как ранее. — Рискну представить, что работа? — Догадлив, как никогда. И вновь тишь. Практически тишь. Я спиной чувствую твои шаги. Пальцы в волосы мои вплетаешь. — Может, сходим куда-нибудь, выпьем? Я удивленно оборачиваюсь. — Я ослышался? — Я серьезно. Взор собственный прячешь, волосы мои перебирая, еще со студенческих времен только для тебя это позволялось. Нельзя сказать, что мы были близкими друзьями, но со всего курса ты общался только со мной. Молвят, противоположности притягиваются? В нашем случае это было конкретно так. Я часто списывал у тебя все работы, а ты посиживал и гладил меня по волосам. — Для чего идти куда-то? У меня в тумбочке две бутылочки виски стоят. Льда правда нет, как и стаканов. Вспомним Академию, Спирс? Киваешь, к столу моему подходя и тумбочку открывая. — Немногословен, как и всегда, в принципе, — разворачиваюсь, спрыгивая с подоконника и окно закрывая, — я пожалуй свет выключу. — Да, не воспрепядствовало бы. Ты не любишь свет. Ночной, мрачный для тебя по душе. И задания всегда берешь ночные. Охоту на бесов почаще. Негромким хлопком ладошки отключаю свет, и сейчас из освещения только, разве что, фонари по ту сторону окна. А ты уже бутылки открыл и одну из их мне протягиваешь. И как ранее, чокаясь бутылками, молчком, без слов, только друг дружке в глаза смотря, ровно четыре глотка, четыре обжигающих кома по горлу вниз, а позже лицом в плечо. Голову вспять откидываешь, на шейке даже в мгле вижу как пульс стремительно бьется. Волнуешься? От чего же? Хотя, просто так бы ты не пришел. Закуриваю. — Тебя беспокоит что-то? — С чего ты взял? — Не отвечай вопросом на вопрос, я не первую сотку лет тебя знаю. Просто так бы ты не пришел. Ну и пьешь ты изредка, как я помню. — Тебя это не касается. Пожимаю плечами. — Не касается, так не касается. Ведешь себя как глуповатый мальчик. Что все-таки происходит с тобой, Ти Спирс? Машешь бутылкой в воздухе, означает еще по одной. И опять чокаемся бутылками, и опять янтарная жидкость вниз по горла. А у тебя струйка с губ вниз потекла, руку протягиваю, стереть её, а ты щекой к ладошки моей прижимаешься. — Да что все-таки творится с тобой такое? Молчишь. Ты всегда молчишь, все слова из тебя мне выбивать приходилось. — Скажи. В ответ мотаешь головой, болезненно сведя брови и прищурившись. — Скажи, по-хорошему прошу. — Что означает по-хорошему? — То и означает. Смотришь на меня, через очки. Осторожно снимаю их. — Терпеть не могу, когда ты в очках. — Ты и не ответил на вопрос, что будет, если я не скажу по-хорошему, что означает по-плохому? — Скажи лучше. — Нет. Нечего гласить. Мне нечего для тебя сказать. А глас дрожит, дышишь неровно. — Честно? — Да. — Точно в этом уверен? Киваешь головой. За плечо и к для себя притягиваю, губ не касаясь, но только глаза в глаза для тебя глядя. — Спрошу снова, для тебя точно нечего мне сказать? Облизываешься нервно, ком в горле глотая, а глаза испуганные. Молчишь. — Означает, нечего. Губ твоих касаюсь, на вкус их опять пробуя. Джим Бим с их слизывая. Дрожишь. — А сейчас? — А сейчас? — только секундный взор на меня, — сейчас...— тянешь меня к для себя, — мне все еще нечего для тебя сказать. В твоих очах не приказ, просьба. А со времен Академии ты совершенно не поменялся. Ты никогда не умел просить в открытую. Глаза. Читать только было надо по твоим зеленым очам. За очками ничего не видно. Но без их, мне не надо и слов. Мне нужен ты. Я не запамятовал. Я помню, и ты, по всей видимости, тоже. Ты совершенно не поменялся, Ти Спирс. Ты так же дрожишь, стоит только провести кончиком языка для тебя по уху. Ты так же стонешь, когда я обрисовываю каждый позвонок твоей спины языком. Так же шипишь, в кровь губки раздирая, когда укус за укусом на твоей шейке и плечах оставляю. И уже не просишь, молишь только: — Еще... Мне в шейку горячо выдыхая. В плечи мои вцепляешься, краснеешь. Взор прячешь, не прячь, не получится же. Губки мои скупо ловишь, будто бы в последний раз. Горько. Это не сладко. Это горько. Ты отдаешь мне всего себя, до последнего клика, вздоха, полушепота. Но только сейчас. Лишь на пару часиков. На пару часиков ты весь мой. Скупой, голодный, совершенно другой. И поцелуи твои до боли горьковатые, и слезы по щекам тоже горьковатые. Я собираю их языком, замаливая за всех других их грехи для тебя на ухо. Сейчас ты мой. Сейчас для тебя не будет больно. Я вновь позволю для тебя перебирать мои красноватые волосы, я вновь позволю заснуть, уткнувшись носом мне в шейку. Я буду разглаживать тебя по волосам и плечам с узкой паучьей сетью вен. Я буду этой ночкой ловить каждый стон, каждый выдох с твоих губ. Я буду целовать твои родинки, я буду считать твои реснички. Этой ночкой я подарю для тебя покой. Этой ночкой больше не будет горечи, этой ночкой больше не будет боли. Ты только тихо спи. Ты только успокойся. Прошу тебя, больше так не печалься. Я умоляю, себя до такового больше не доводи. Ты знаешь, я рядом, всегда рядом. Еще с того раза, в моей несуразной квартире, со студенческих лет. Усвой же глуповатый, не считая тебя, мне в этой жизни больше никого не нужно.

1 2 3 4 5 Просмотров: 322 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0