Главная » 2013 » Апрель » 17 » Сыны Солнца Слэш яой

---

23:45 Сыны Солнца Слэш яой

Сыны Солнца — Слэш (яой) Eyeshield 21 Персонажи: Банба/Харао Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Hurt/comfort, AU Предупреждения: OOC Размер: Миди, 9 страничек Кол-во частей: 1 Банба обещал защитить его, и защитил. Но сейчас он лежит без сознания на носилках, и слезы слабости текут по лицу Харао, размывая мейкап. А этот... змей Марко к тому же спрашивает так глумливо — что он собирается делать с матчем! — Мы не можем продолжать... Мы сдаемся, — а что он еще мог сказать? Неуж-то он желал, чтоб Банба пострадал напрасно? Носилки кажутся маловатыми для Банбы, и Харао, недовольно смахивая слезы, идет распоряжаться о других, побольше. Он привык ко всеобщему поклонению и послушанию в собственной школе и был уверен, что его приказ немедля выполнят. Но врачи не из Тайо, они совершенно чужие — и злые, так как Гао добавил им много заморочек… И Харао все равно делает попытку. — Эти носилки совсем не подходят, — гласит он, поймав 1-го из докторов за рукав и указывая на Банбу. — Необходимы больше. — Без тебя разберемся, — грубо отталкивает Харао медик и уходит, идет к последним пострадавшим, презрительно бормоча что-то вроде "тоже мне принцесска египетская нашлась"... И Харао растерян. Он растерян и, чего греха таить, испуган. Банба всегда, и даже сейчас, защищал его от всего — а сейчас Харао не может позаботиться о собственном заступнике... Харао сдерживает неожиданные рвотные спазмы до туалетной комнаты. Он ощущает себя слабеньким и ничтожным, а позже вспоминает, как уверенно гласил сейчас Банба про Кристмас Боул, сжимает челюсти, поправляет прическу и косметику, находит оставшихся членов команды — и к нему ворачивается уверенность. Сейчас в том, что он сделает для Банбы все, что сумеет. Они не попадут на Кристмас Боул как игроки, но они попадут туда как зрители. Так как Банба оздоровеет. Непременно. Носилки они делают сами — Харао флегмантично рвет дорогущие полотнища реального египетского льна, подаренные поклонницами и обожателями. У "реальных посохов фараона" свирепо отламывают округленные вершины и закрепляют подобранные по размеру кусочки полотен — кропотливо, чтоб выдержали большой вес лайнменов. Врачи очень удивляются, когда лицезреют игроков Тайо, перекладывающих сокомандников на новые носилки — по размеру. — Куда их нести? — расслабленно спрашивает Харао. Старший из докторов трясет головой, отмирая, и нервно показывает на машины скорой помощи, куда уже загрузили часть игроков. Когда все загружены, и машины трогаются с места, Харао отрешается выходить из машины, в какой везут Касаматсу — и Банбу. *** Харао утомился, он до сего времени в форме и — он брезгливо морщится — грязный. Но отступить далековато от двери операционной он не решается — так и бегает по маленькому коридору. Несколько раз пробует присесть на диванчик, но мгновенно вскакивает и опять начинает измерять шагами паркет. Одиннадцать шагов в длину, 5 в ширину, мерзкий набросок и цвет — мыслить о чем угодно, только не о том, что... Что Банба, которого он всегда считал незыблемым, как те же пирамиды (которые, кстати, Банба же ему и показал позапрошлым летом, и от этого только ужаснее), на данный момент лежит в операционной. И докторы, разрезав ему сломанное плечо, пробуют верно сложить паззл из костяного месива. Что они проиграли, и что их последний турнир — впустую, они так и не попали даже в конец, не то, что на Кристмас Боул. Что это все из-за него. Из-за его средней игры не выигрывали они в прошлые годы. Из-за обещания его защищать пострадал Банба. Банба, к которому Харао привык, как будто тот был его частью — и очень принципиальной. А сейчас... Харао не удержался — всхлипнул и свалился на диванчик, роняя голову на руки. И плевать ему было на то, что его отвратительную истерику может узреть кто угодно, включая Хируму и его камеру, что слезы размывали мейкап, и он только размазывал его руками, что он должен быть на данный момент сильным — ради Банбы и команды... Он только молился богам, чтоб с Банбой все обошлось благополучно. Он не успокоился, нет — просто у него кончились слезы и силы рыдать, когда из операционной вышел один из докторов. — С ним все будет в порядке. Малость времени – и плечо будет как новое, — произнес тот успокаивающим, особым, видимо, для таких вот ожидающих, тоном. Харао со вздохом откинулся на стенку, а позже вскочил — и побежал узнавать насчет остальной команды. *** Банба пришел в себя через один день. Харао в это время был дома, но ему позвонили, и он мгновенно примчался в поликлинику, только заглянув на секунду в магазин — все-же являться в поликлинику с пустыми руками ему не позволяли сложившиеся убеждения. Он длительно стоял у двери в палату, не способен даже заглянуть. Пакет с фруктами и соками оттягивал руку, но Харао, не обращая внимания, прислонился лбом к стенке, унимая паническое желание сбежать и настолько же сильное — расплакаться. Это все из-за него... За прошедший денек он успел достать всех докторов и даже медсестру Оку расспросами, что непосредственно вышло с каждым членом его команды (в особенности с Банбой) и чем это чревато. У Банбы были переломы обеих рук. Обеих. Из-за того, что он защищал его, Харао... Харао шмыгнул носом, стремительно смахивая все-же выступившие слезы ладонью, глубоко вздохнул, придавая лицу высокомерно-сочувствующее выражение, и вошел в палату. Чтоб здесь же закричать во весь глас: — Ты что делаешь, кретин! — пакет полетел на тумбочку (благодаря практике квотербека — даже попал), а освободившиеся ладошки легли на гипс на предплечьях Банбы, прижимая руки к бокам. Так как когда Харао вошел — Банба пробовал разминать руки, невзирая на гипс и боль. Банба обеспокоенно оглядел Харао с головы до ног, ища хотя бы видимые повреждения (внутренние на глаз он навряд ли сумел бы найти). Не отыскал, облегченно вздохнул и послушливо откинулся на подушку. — Ты цел. — Цел, — кивнул Харао, чуть приметно кривя губки. Если б Банба не знал его столько времени, то навряд ли увидел бы. Но он увидел, как и то, что Харао был на грани настоящей истерики. — А вот ты... — Главное, что цел ты, — перебил его Банба. — Я буду в норме. — Если перестанешь пробовать качать руки хотя бы на месяц — будешь, — забавно раздалось от двери. Харао мгновенно вскочил с кровати — он посиживал чуть не на коленях у Банбы, придерживая его руки, и принял горделивый вид фараона, но позже вызнал доктора — того самого, который вышел из палаты после операции, и расслабился. — Я доктор Никаваги, твой лечащий доктор, — представился мужик. — У тебя, Банба-кун, закрытые переломы обоих предплечий. Такое за одну ночь не лечится, в особенности беря во внимание то, что какой-то из них был со смещением, и нам пришлось дробить для тебя кость. Так что левой рукою не двигай ни при каких обстоятельствах! На правой перелом относительно легкий, без смещения, ее, в принципе, уже можно начать разрабатывать — пока только кисть. С правой руки, думаю, гипс снимем через пару недель, а вот с левой — не ранее, чем через месяц. Будешь слушаться? — Да, — лаконически ответил Банба. Краем глаза он смотрел, как подозрительно кривится лицо Харао. — Вставать мне можно? — В принципе, можно, но я бы не рекомендовал, — вдумчиво ответил Никаваги, тоже косясь на Харао. — Если будет что-то необходимо — у тебя рядом с правой кистью кнопка вызова, жми смело. Тоже, кстати, тренировка собственного рода. Пожалуй, оставлю вас одних. И он вышел из палаты, плотно прикрыв дверь. — Я тоже, наверняка, пойду, — очевидно смаргивая слезы и избегая встречаться с Банбой взором, неуверенно произнес Харао и отступил спиной к двери, нащупывая ручку. — Харао! – Банба приподнялся, как сумел, послушливо напрягая только правую руку. — В чем дело? Харао ссутулился, занавешивая челкой глаза. На данный момент он ни капли не напоминал сиятельного фараона — обиженный мальчик, которому гордость не позволяет рыдать на очах у того, кого он уважает. — Харао, — позвал Банба снова — осторожно, как будто норовистое животное. — Харао. Тот всхлипнул и в конце концов сделал неуверенный шаг назад к кровати Банбы. Позже еще, еще — и вот он уже свалился на колени у самой кровати, ловя и прижимая к собственному лбу левую ладонь Банбы. — Это из-за меня, — слезы все-же потекли из его глаз, и Банба сообразил, что все-таки ему сейчас казалось таким странноватым в виде Харао — он никогда ранее не лицезрел собственного квотербека без мейкапа. — Для тебя больно из-за меня. Ты на больничной кровати из-за меня. Я... недостоин... — Харао прерывисто вздохнул и умолк, как и раньше прижимаясь к руке Банбы и вздрагивая от сдерживаемых рыданий. Банба осторожно попробовал поднять правую руку и положить ее на маковку Харао. Было больно, но главное — вышло. — Глуповатый ты, Киминари... Какой ты глуповатый... — от неожиданности рыдания закончились. Харао приподнял голову, неосознанно стараясь, чтоб рука Банбы не соскользнула, и удивленно поглядел на него через заавесь волос. — Я бы не простил для себя, если б с тобой что-то случилось. А я приду в норму. И опять буду тебя защищать. — Но мы же больше не будем играть? — удивленно заморгал Харао. — Говорю же — глуповатый, — улыбнулся Банба. Кого другого его ухмылка в сочетании со шрамами устрашила бы, но Харао только смущенно порозовел, когда Банба начал пальцами перебирать его волосы. А позже решительно вдохнул-выдохнул, осторожно положил левую ладонь Банбы на одеяло, еще больше осторожно выпутал из собственных волос правую, встал, парой движений возвратил собственный внешний облик к подобию эталона и решительно начал разбирать пакет. — Я на данный момент занесу гостинцы остальным ребятам — и вернусь, — решительно произнес он, с вызовом смотря на Банбу — дескать, попробуй, сделай возражение. Банба только опять улыбнулся. — Ты, кстати, сильней всех пострадал. У других вывихи-подвывихи, и у Касаматсу трещинка. Банба кивнул, принимая информацию к сведению. — Я вернусь! — даже как-то угрожающе посулил Харао, заглядывая в уже было закрытую за собой дверь. — Возвращайся, — кивнул Банба. — Буду ожидать. *** Стремительно раздав оставшиеся фрукты — поточнее, обнаружив в палате Касаматсу избежавшего травм Камагуруму, который зашел проведать семпая, и поручив это ему, Харао зашел в санузел, где все-же разревелся в глас, запершись в кабинке. Обдумывать свою вину было тем паче нестерпимо, что Банба, заместо того, чтоб тоже его винить, его успокаивал. Хотя... Харао вправду поразило то, что Банба именовал его по имени. За все три года, что они игрались совместно, Банба не отдал повода считать, что вообщем его знает. Не считая того (Харао опять побагровел), по имени обычно именуют только близких людей... В палату он возвратился свежеумытым и снаружи размеренным. — Надеюсь, ты любишь яблоки, — вдумчиво произнес он, выуживая из тумбочки ножик и один из упомянутых фруктов. Флегмантично кивнув (мысли были далековато не о яблоках), Банба окрикнул собственного квотербека. — Харао, — он помедлил, догадываясь, каким будет ответ на его вопрос и — что не лучше — какой может быть реакция Харао, — я желал спросить: чем завершился матч? Желал и спросил. Прямо. Вроде бы то ни было, это лучше, чем канителить либо ожидать, чтоб позже выяснить это от Касаматсу либо Камагурумы. — Мы... сдались, — выжал из себя Харао, опять прячась за волосами, и стремительно поправился: — Я сдался. Прости. Руки его дрожали даже просто лежа на коленях, и он не рисковал начать чистить яблоко. Банба постарался не поменяться в лице — может быть, Харао не увидел бы этого, если б не знал Банбу так отлично. Сдались... Ради этого они игрались три года, отдавая все силы футболу? Чтоб сдаться в собственном последнем матче? — Ясно, — кивнул он, чуть приметно нахмурившись. В таком финале игры была и его вина. Что еще был в состоянии сделать Харао, оставшийся без защитников, без полосы? Без Банбы. — Я... — яблоко свалилось на пол, укатившись под кровать, звякнул ножик — Харао закрыл лицо руками, закусив губу, чтоб не зарыдать опять. — Прости. Прости! Я знаю, что мы должны были доиграть и выиграть хоть какой ценой... Но у нас не осталось даже запасных игроков... И... Черт... — Он все-же всхлипнул и стремительно провел пальцами по очам, смахивая слезы. — Я недостоин прощения... На несколько секунд Банба просто застыл, не до конца понимая, что происходит и из-за чего Харао так убивается. Из-за проигранного матча? Когда он-то был повинет меньше всех? — Харао, успокойся, — как можно спокойнее произнес Банба, — раз у нас не осталось игроков, выиграть было нереально. И в том, что линия не смогла тебя защитить, твоей вины нет, — он вздохнул, вспомнив разговор перед матчем. — Я повинет! — сверкнул очами Харао, вскинув голову. — Я недостаточно неплохой капитан, я недостаточно неплохой квотербек... Я недостоин вашего самопожертвования! Спорить с Харао Банба не лицезрел смысла. Они оба отлично знали, что Харао вправду далековато не наилучший игрок. — Даже будь ты наилучшим квотербеком Канто, если вся линия слегла с травмами — ты ничего не можешь сделать, — покачал головой Банба. — Но я должен был что-то придумать, — упорно мотнул головой Харао. — А то проиграть с таким разгромным сче… — он осекся, но поздно. — Хм, — усмехнулся Банба, — и что все-таки? После 2-ой фразы усмешка пропала. Сдаться — это уже был, можно сказать, позор, но, видимо, Банба знал еще не всю правду. — С каким счетом? — темно, но как и раньше расслабленно поинтересовался Банба. — Непринципиально, — отрезал Харао, сверля взором стенку. — С каким счетом? — повторил Банба этим же тоном. Пока — этим же. Харао упорно мотнул головой, с таким расчетом, чтоб лицо стопроцентно скрыли длинноватые пряди. Банба готов был поклясться, что он опять всхлипывает. — Харао, — продолжил Банба настойчивее, — ответь на вопрос. Такое нежелание отвечать вызывало самые различные подозрения, что все-таки это был за счет. И недовольство — быстрее собой, чем кем-либо еще, ведь это он не сумел выстоять против Гао — отразилось на лице Банбы. Лицезрев это, Харао неизящно шмыгнул носом и сдался: — 32-0. Прости... Да уж, разгромный счет. Понять это и смириться удалось не сходу, если вообщем удалось. Только усилилось недовольство собой: допустить не просто поражение, но еще такое!.. И довести собственного квотербека. — Не извиняйся. — Но я подвел тебя, — внезапно серьезно и грустно произнес Харао, повернувшись и посмотрев Банбе прямо в глаза. — Ты подвел меня? — переспросил Банба, выделив 1-ое и последнее слово. Ему казалось, что всё напротив. Харао кивнул. — Ты веровал в меня. И в то, что мы пройдем в конец. А я — сдался. Но знаешь... Я просто не мог глядеть на тебя, лежащего на земле, — Харао неудобно пожал плечами, наклоняясь за ножиком. На маленьких, выцветших на солнце ресничках поблескивали слезы. Что ответить на последнюю фразу, Банба не знал. Ему было жаль Харао, который, видимо, вправду винил себя в их поражении. В то время как Банба отрешался даже представлять, чего стоило для Харао сдаться. — Ты тоже веровал, что мы пройдем в конец и попадем на CB, разве нет? Все верили. Но мы проиграли. И ты в этом повинет меньше других. — Но потому что я капитан, я несу ответственность за всю команду, — Харао вытер глаза и поправился, — нёс. Банба сделал глубочайший вдох, думая, что этот разговор навряд ли приведет к чему-то отличному. Ну и вообщем к чему-то. Да и в один момент обрывать разговор, меняя тему, было не в его нраве. — И что ты был в состоянии сделать? Харао вдумчиво почесал нос, чуть ли не выколов для себя глаз позабытым ножиком, на который сразу удивленно уставился. — Продаться в рабы Хируме, чтоб он чего-нибудть выдумал? — он даже немного улыбнулся. — Осторожнее с ножиком. Руки Харао, отлично обращавшиеся с мячом, с остальными предметами умели обращаться далековато не так отлично. А ножик был все-же игрушкой небезопасной, и Банба не желал знать, что будет, если Харао случаем заденет себя лезвием. А вот слова квотербека принудили его усмехнуться опять. Нет, пожалуй, чего Банба точно не желал, так это созидать Харао (и других товарищей по команде) в рабстве у Хирумы. — Это был бы не наилучший выход, — увидел Банба. — Согласен, — Харао улыбнулся, но здесь же нахмурился. — Но наилучшего я придумать так и не сумел. Ухмылка шла Харао больше, чем нахмуренность. — Логично. Ну и не выдумывай, — Банба махнул бы рукою на это всё в прямом смысле, если б позволял гипс, — поздно. И Банба опять сумел узреть ухмылку Харао — неуверенную и застенчивую, но сейчас хотя бы губки не дрожали от сдерживаемых слез. — Как скажешь, — и он выловил из тумбочки яблоко взамен укатившегося. Банба решил, что разговор про матч можно считать законченным. — Как там Касаматсу, Камагурума и другие? Харао, начавший чистить яблоко, пожал плечами. — У Камагурумы травм и не было. Касаматсу и еще пара ребят тут, в поликлинике — так как, как и ты, рвались трениться. Скоро отпустят. Другие уже по домам посиживают со серьезным наказом пока не делать резких телодвижений. — Отлично, — отозвался Банба. Видимо, суровых травм вправду ни у кого не было, что не могло не веселить. Харао согласно кивнул. — Знаешь, тебя оперировали три часа, и ты два денька не приходил в себя. Я так беспокоился, — он опять шмыгнул носом. — Ну вот, готово! Он гордо показал нарезанное яблоко. — Скажи "а-а-а-а"! Если б кто-либо сторонний на данный момент лицезрел Харао, он бы точно решил, что его подменили. От надменности и величия не осталось и следа. Вобщем, услышав последнюю фразу, Банба сам готов был засомневаться в том, что это гласит его квотербек, и предпочел не поверить своим ушам. — Что, Харао? — Рот открой, — доступно объяснил Харао. — Подкармливать тебя буду. Идея о том, что его будут подкармливать с рук — да еще Харао, другими словами товарищ по команде — казалась унизительной и поэтому нестерпимой. Гордость никогда не позволяла Банбе быть немощным, и ему такое положение вещей нравилось. — Не стоит. Харао мгновенно растерял с трудом восстановленное спокойствие и стал смотреться потерянным. — Я... понимаю. Я вправду не достоин таковой чести, — он сомнамбулически встал, сложил кусочки яблока на подвернувшуюся газету и медлительно пошел к двери. — Я... завтра зайду, хорошо? Ну пожалуйста? — у самой двери он обернулся, кусая губу. Навряд ли его на данный момент узнали бы даже одноклассники. Банба, естественно, не задумывался, что ответом ему послужит экстаз, да и таковой реакции на свои слова он тоже не ждал. Очень болезненной реакции. — Харао, что случилось? — спокойствие Банбы оставалось постоянным. — Ничего, — практически расслабленно ответил Харао. — Я понимаю, что противен для тебя. — Противен? — Банба начал колебаться, кто из их двоих в порядке, а кому нужна помощь докторов. — С чего ты взял? — Ты же не хочешь принимать от меня помощь, — растерянно отозвался Харао. — Харао, что ты несешь? — нахмурившись, спросил Банба как и раньше расслабленно. — Мы же нормально говорили. Да, я не желаю, чтоб ты меня кормил. Но это не стоит принимать так близко к сердечку. — Тогда почему? — требовательно спросил Харао. — Почему? Если я желаю посодействовать! — Так как... — Банба помедлил. Время от времени Харао становился нестерпимым, а гордость и нехватка ораторских талантов мешали объясниться. — Непринципиально. — Для меня — принципиально, — тихо произнес Харао. Банба помолчал. Только-только он не выдумал, как ответить на вопрос, и додумывался, что за несколько секунд ничего не поменялось. — Почему принципиально? Что в этом принципиального? — Так как для меня принципиально все, связанное с тобой, ты, кретин! — сорвался Харао. Сорвался, опять безжалостно закусил губу и отвернулся, прижавшись лбом к двери. — Харао, успокойся, — повторил Банба, — и давай побеседуем расслабленно. — Я спокоен, — не делая поворот, глухо ответил Харао. — Да? — переспросил Банба все этим же неколебимым тоном. — Отлично. Может быть, повернешься ко мне лицом, и мы продолжим разговор? — Отлично, — практически расслабленно ответил Харао. Только губа, когда он оборотился, у него уже практически кровоточила. Банба направил внимание на состояние Харао, но предпочел не комментировать. — Отлично, — согласился он. — Да ничего не отлично! — опять сорвался Харао. — Я тебя совершенно — совершенно! — не понимаю! Что, пожалуй, логично. — Это ты так спокоен? — Я не спокоен, — признал Харао. — Это ты у нас всегда спокоен! — Спокоен, — согласно кивнул Банба, — чего и для тебя желаю. Успокойся. Все понимают, что ты переволновался, но это не повод продолжать изводить себя. — Не могу! — всхлипнул Харао. — Не могу! Слушаться советов Банбы и успокаиваться Харао очевидно не собирался. — И почему же? — Так как я люблю тебя! — выкрикнул Харао и, охнув, закрыл рот обеими руками, со ужасом смотря на Банбу в ожидании реакции. Логичнее (и разумнее) всего было представить, что Банба что-то некорректно расслышал и сообразил. Либо Харао не так выразился. Либо он вообщем не понимает, что произнес — перенервничал, с кем не бывает. — Как друга? — более умный уточняющий вопрос Банба сконструировать не сумел. Харао всхлипнул. Это был хороший шанс отойти... вот только гордость не позволяла Харао принять его. Потому он медлительно повернул голову на лево. Позже на право. Позже снова, и еще, и в конце концов отчаянно ей замотал. Волосы хлестали его по лицу и рукам, сбивая слезы. — Харао... — медлительно начал Банба, пытаясь придумать, сконструировать и как можно спокойнее произнести ответ. Молчание затянулось. — Все в порядке, — стремительно заговорил Харао. — Ты можешь не принимать мои чувства. Правда. Мне довольно быть для тебя товарищем по команде. Да. Ты... — он не выдержал и отвернулся, сгорбившись и стирая слезы. — Харао, я этого не гласил, — Банба пристально поглядел на него. — Ты успокоишься либо нет? Понимая, что, вероятнее всего, словестно разрешить ситуацию не получится, Банба стал медлительно вставать, не обращая внимания на бессчетные травмы. — Лежи! — здесь же переполошился Харао, мгновенно оказываясь верхом на Банбе, прижимая его для верности к кровати своим весом. Испуганно поглядел ему в глаза и всхлипнул. — Я попробую, хорошо? А ты не будешь вредить для себя, отлично? — Если б я встал, ничего ужасного не случилось бы, — хмыкнул Банба. Он не стал возражать Харао, хотя навряд ли вес хрупкого квотербека сумел бы удержать его, реши Банба встать опять. — Успокоился? Харао кивнул, и на грудь Банбы сорвалось несколько вероломных слезинок. — Не успокоился, — вздохнув, констатировал Банба. Была идея поднять руку и вытереть ему слезы, но Банба впору вспомнил, что обе его руки в гипсе. Харао гневно потер глаза кулаками. — Успокоился, — всхлипнул он. — Правда. Банбе захотелось сразу нахмуриться и усмехнуться, в конечном итоге в его лице ничего не поменялось. — Точно? Харао гневно кивнул, небезопасно наклоняясь вперед, — так, что волосы хлестнули Банбу по лицу, и он близко-близко увидел покрасневшие глаза с распухшими веками. Наверняка, еще никогда Харао не смотрелся так непривлекательно — даже когда они в первый раз познакомились три года вспять, и он был еще забавным нескладным мальчиком со очень огромным ртом. Непривлекательно. И в то же время... Вобщем, непринципиально. Банба невольно и чуть приметно улыбнулся — таким открытым и искренним Харао тоже бывал нечасто. Если вообщем бывал. И злосчастным тоже — это ухмылку погасило. — Хорошо, — заговорил Банба, — раз ты успокоился — слезь с меня. Я не буду вставать и причинять для себя вред. Харао замялся и не торопился двигаться, ждя, когда закончат трястись руки. Руки трястись не закончили, они вообщем подломились, и Харао уткнулся лицом в плечо Банбы, тихо всхлипывая. Банба ждал, что с него все-же слезут. Впору вспомнив, что гипс гипсом, но кисть хотя бы одной руки он использовать может, он поначалу обнял собственного квотербека за плечи, стараясь приободрить, и даже пробормотал что-то утешающее, а потом немного отстранил его. — Прости, — прошептал Харао, смотря на него очами побитого щенка. — Я на данный момент слезу. И руку возврати в состояние покоя, а? Банба кивнул, но, вопреки словам Харао и собственному кивку, опять поднял руку и провел пальцами по его волосам — до лица дотрагиваться не стал, не хотя задевать гипсом. Чуток притянул к для себя, понимая, что, вроде бы Харао ни успокаивался (а он не успокаивался), лучше ему не становилось. — Ты... что? — сдавленно спросил Харао, неосознанно ластясь к руке Банбы. — Не нравится? — будто бы флегмантично поинтересовался Банба, на уровне мыслей отмечая, что если так, то сознание и подсознание Харао очевидно расползаются во воззрениях. — Нравится, — Харао нервно облизнул губки. — Не дразни меня, пожалуйста. — А я разве дразню? — рука Банбы не тормознула, а сейчас к тому же скользнула по щеке Харао. — Дразнишь, — упорно мотнул головой Харао, все равно стараясь не утратить прикосновение. — Напрасно я для тебя признался! Молчал — и далее бы молчал, ты бы и не знал... А сейчас ты будешь играть моими эмоциями, — он всхлипнул. — Для чего? Не нужно, пожалуйста... Я ведь правда... — он опять всхлипнул и неразборчиво пробормотал: — Люблю... Банба помолчал, его рука тормознула. "Люблю"... Невзирая на то, что Харао произнес это слово тихо и так, что не достаточно кто разобрал бы, Банба сейчас уже не мог представить, как будто ослышался. А Харао неосознанно потерся о его руку, отводя глаза, которые застилали вероломные слезы. Банба опять вздохнул, понимая, что больше ожидать либо канителить не имеет смысла. Ладонь переместилась на затылок Харао, Банба подтянул его к для себя и, приподнявшись, дотронулся губками до его губ, чувствуя их маленькую дрожь и еще не высохшие на их соленые капли. Харао ошеломленно раскрыл глаза, не совершенно понимая, что происходит. Губки, дрожа, пробовали что-то спросить. Банба расслабленно — как обычно, расслабленно — отстранился и опять погрузился на подушку. — Что-то не так? — вопрос прозвучал сконцентрированно и сразу флегмантично. — Что, что... Что это было?! — взвизгнул Харао, подпрыгивая. — Ты издеваешься?! У тебя совесть есть, пенек ты безэмоциональный?! — А на что это похоже? — как ни удивительно, как и раньше расслабленно — без тени ухмылки либо, напротив, раздражения — отозвался Банба. Тень раздражения появилась, когда он услышал два других вопроса Харао, — во-1-х, успокойся. Во-2-х — как ты думаешь? — Я думаю — издеваешься! А я ведь... я поверить могу! — Харао всхлипнул совершенно уж отчаянно и зажмурился. — Киминари, — Банба 2-ой раз за денек именовал его по имени, — а почему ты считаешь, что веровать не нужно? Харао потрясенно уставился на него. — Но ведь... — Но ведь что? — Ты ведь меня не любишь, — горько выдохнул Харао. — Кто для тебя произнес? — Банба не сводил сосредоточенного взора с Харао, стараясь глядеть ему в глаза, пусть ответный взор доставался и нечасто. — Другими словами, — Харао настороженно застыл. — Ты не ответил на мое признание, ведь так? — он уставился Банбе прямо в глаза. — Ни да... ни нет? — Не ответил, — подтвердил Банба. — И твой ответ? — реснички Харао дрожали, но он старался не закрывать глаза, чтоб прочесть ответ в очах Банбы. Банба промолчал. Заместо слов он повторил то же, что сделал несколько минут вспять — поцеловал Харао. А потом, помедлив, добавил: — По-моему, я уже ответил. Харао конвульсивно вздохнул, обнимая Банбу за шейку, и поцеловал его уже сам. В слезах, застывших на его ресничках, игралось солнце. После еще 1-го поцелуя Банба обнял Харао, прочно прижимая к для себя, пусть и только одной рукою, и спросил: — А сейчас ты успокоился? — Надеюсь, что да, — опять забавно раздалось от двери. — Я не смотрю, не смотрю! — саркастически произнес доктор Никаваги, и правда стоявший спиной к кровати. — Да только вот приемные часы кончились, парень. Харао мгновенно спрыгнул на пол и поправил на Банбе одеяло. — Я все-же зайду завтра, — его ухмылка была безмятежна, как небо над Нилом в солнечный денек, когда воздух дрожит от жары. — Естественно, буду ожидать, — кивнул ему Банба. — Только завтра дверь заприте, парень! — кликнул Никаваги в спину Харао. У того ясно порозовели уши, но шаг он не прибавил, удаляясь степенно, как и подобает фараону, наместнику солнца на земле. — Запрет, не беспокойтесь, — смотря куда-то в сторону, отозвался Банба. — Отлично, — улыбнулся доктор, входя в палату. — Ну что, займемся твоими боевыми ранениями? А на улице светило солнце, радуясь за 2-ух собственных отпрыской, нашедших, в конце концов, лежавшее под носом счастье. The happy-happy end X)

1 2 3 4 5 Просмотров: 249 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0