Главная » 2013 » Апрель » 17 » Темные воды Слэш яой

---

23:50 Темные воды Слэш яой

Черные воды — Слэш (яой) Bleach Персонажи: Куротсучи Маюри/ Исида Урюу Рейтинг: NC-17 Жанры: Слэш (яой), Ангст, PWP Предупреждения: Насилие, Кинк Размер: Мини, 11 страничек Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. ... «Икс в квадрате минус три игрек в кубе плюс…» Сточки разбегаются, плывут перед очами, наезжают друг на друга. Пальцы дрожат, и намертво зажатая в их ручка выводит только каракули. Приходится до боли стиснуть зубы, чтобы выбиваемую ими дробь не услышал весь класс. «Да успокойся же!» Исида вздыхает тяжело, пытаясь сосредоточиться на однообразном голосе учителя. «Тангенс икс помножить на…» Становится чуток полегче – в конце концов, он уже привык. Если бы еще не было так горячо… «Арксинус зет равен….» Лицо пылает – кажется, им впору освещать комнату заместо лампы. Рубаха насквозь промокла от пота. Душно – Исида с тоской посматривает в окно, за которым стынет прохладная, злая глубокая осень. Он болен, просто болен, должно быть это грипп либо другая ему схожая мерзость… и повторить это сотку раз, чтоб отчаянная надежда стала реальностью. Не помогает. С трудом дождавшись окончания урока, Исида выходит на школьное крыльцо. Даже не морщится, когда ветер швыряет ему в лицо пригоршню маленьких колющихся дождевых капель – напротив, выдыхает с облегчением. Отстраненно рассматривает других учеников: те знобко закутаются в куртки и шарфы, практически бегут, перепрыгивая через лужи, и совершенно не обращают на него внимания, пытаясь скорей укрыться от неприятного ноябрьского дождика. Отлично. Но одиночеством он услаждается недолго. — Эй, ты совершенно сдурел? Либо решил захворать, чтоб прогулять завтрашнюю контрольную? Куросаки. — Исида-кун… А это Орихиме. Исида механично поправляет очки. Они залиты дождиком, но лезть в сумку за салфетками не охото. — В отличие от тебя, Куросаки, мне нет нужды прогуливать контрольную, я-то уверен, что напишу ее на высший балл, – мда, совершенно, совершенно не уверен, но не признаваться же. А еще охото сказать, что он не нуждается ни в чьем беспокойстве; и произнес бы – если бы рядом был только Куросаки. Наргубиянить Орихиме Исида не может. — Все в порядке. Мне просто стало горячо. — На данный момент? – Ичиго сладкоречиво фыркает, поеживаясь на ветру. Орихиме смущенно мнет в руках платок. — Исида-кун, а ты не захворал? Я могла бы посодействовать… Ох, нет. Он содрогается и с трудом удерживается, чтобы не отшатнуться. Очень ярко представляется вдруг, как накрывает его золотистый купол, как высвечивает затаенное, стыдно-страшное. Представляет тошнотворную смесь кошмара и жалости в очах Орихиме и пятна липкой темной грязищи на ее незапятнанных руках. Нет же, нельзя ей это созидать. Ну и другим тоже. — Со мной правда все отлично, Иноуэ, — Исида опять поправляет очки, обычный жест успокаивает. — Не переживай. * * * К вечеру становится ужаснее. Все окна открыты настежь, и сквозняк свободно гуляет по квартире. Тетради, катушки нитей и обрезки ткани, еще утром аккуратненько сложенные на столе, сейчас разбросаны по полу. На подоконнике медлительно леденеют цветочки. Исиде все равно. Он лежит, одетый, ничком на кровати — и плавится в тяжеленной, давящей мгле. Жар, как будто страшное разумное существо, ползет по телу, концентрируясь то в ладонях, то в ушах, то в груди. Кажется, что закипает сама кровь – воображение услужливо отрисовывают картину неторопливо бурлящего густого темно-бурого варева и лопающейся от нестерпимого жара кожи. Исида тихо стонет через зубы. Так плохо ему еще не было. Мгла сгущается, становится практически ощутимой. Протянешь руку – испачкаешь в черном пальцы, откроешь рот – ощутишь странноватый горьковато-тягучий вкус. Мгла ужаснее всего. В ней живут кошмары – до отчаяния, до дрожи стыдные, в их не признаешься ни друзьям, ни даже доктору. Они убивают последнюю надежду на то, что это просто болезнь… ибо началась эта болезнь несколько месяцев вспять после возвращения из Уэко Мундо. А сейчас остается только стискивать зубы, надеясь, что окружающие ничего не увидят – и орать, безгласно орать во тьму: «Что ты сделал? Что все-таки ты, мама твою, со мной сделал?!» Приподнявшись, Исида из последних сил тянется к ночнику. Ощущает, ужас уже близко, и необходимо хоть малость света, и кожа покрывается вязкими, как будто нефтяная роса, темными каплями. Рука падает, так и не достав до выключателя, и Исида, отчаянно всхлипнув, утопает совершенно. В этом сне много-много воды: чернильно-черной, густой, как кисель, тяжеленной и липкой. В этом сне его глаза открыты, но не лицезреют ничего. В этом сне он не дышит – и все еще живой. Вода кругом, и он медлительно погружается все поглубже и поглубже, но дна так и не касается. Может быть, дна просто нет. И времени нет, и расстояния – а только тянущее, страхом пробирающее чувство: он не один. Ожидание звенит туго натянутой струной, кидает из крайности в крайность: сжаться, застыть, чтобы не отыскали его в кромешной тьме – либо, напротив, позвать и почувствовать все полностью. За последнее желание он терпеть не может самого себя, но с каждым разом оно становится только посильнее. Мягкое, какое-то вкрадчивое прикосновение – и вопль застывает снутри. Исида не может пошевелиться, остается ощущать, как открыто и беззащитно его оголенное тело, как нескромно его трогают везде-везде. А самое главное – не пробовать осознать, кто на данный момент рядом с ним. Либо что. Риск сойти с разума очень велик… но забыться не выходит. Больно сжимают, царапают ногтями кожу, выворачивают соски, дергают за волосы, вынуждая откинуть голову – это руки… и, кажется, их больше, чем две. Длительно, старательно вылизывает шейку – это язык; впиваются укусом в плечо – это зубы, острые, много острей человечьих, и кровь квинси растворяется в черной воде. Жаркими искрами вспыхивает боль, и в купе с откровенными, глумливо медленными ласками это вызывает реакцию совершенно ненадобную, но полностью конкретную. По рукам и ногам ползет, обвиваясь, как лиана, что-то тонкое и скользкое, нереально обширно разводит колени. Так тошно. Так сладко. В затянувшемся ужасе нечто жесткое и обжигающе горячее с усилием проталкивается вовнутрь – а в действительности Исида вцепляется зубами в влажную от пота и слез подушку. Лихорадочно пробует расстегнуть молнию на штанах: член стоит так, что это больно, но пальцы дрожат и не слушаются. Всхлипывая и рыча, Исида все трется и трется о кровать, пока оргазм, болезненно острый, как удар хлыста, не обрывает все, оставляя только свинцовую вялость. С минутку Исида лежит бездвижно. Жар спал, в голове абсолютная пустота. Этот приступ был сильней прошлых. Жутко представить, что будет, если в последующий раз его скрутит в школе либо во время боя с Пустым. Позже он тяжело встает и, цепляясь за стенки, плетется в ванную. Одежка пахнет позже, в брюках липко – ему просто нужно вымыться. Может, тогда он не будет так противен себе. У потолка мерно гудит лампа – такая колоритная, что при взоре на нее начинают болеть глаза. А вода в заполненной до краев ванне прозрачная, незапятнанная, смывающая боль, грязь и стыд. Как раз то, что необходимо. Исида расслабляется в конце концов, откидываясь на бортик и закрывая глаза. Безрассудно охото спать… спать, ни о чем же не мыслить, ничего не держать в голове. Он уже не замечает, как медлительно съезжает вниз. Холодная вода на лице – так приятно… только не хватает чего-то… ах да, дыхания… но это не принципиально, поначалу – спать. Будят его внезапно и, прямо скажем, очень грубо: хватая за волосы и резко вздергивая ввысь. — Ты что творишь? – злое, чуток скрипучее шипение, от которого холодеет снутри. – Собрался мне все попортить? Отфыркиваясь, Исида мотает головой, неудачно пытаясь вырваться. Чужая рейацу кутает дымным облаком – как будто клубами ядовитого газа. Дышать становится не то чтобы тяжело… но неприятно. И можно уже не оборачиваться: и так ясно, кто пришел за ним. — А все ты повинна, идиотка, — доносится сзади. — Не привела в ярость бы меня – не пришлось бы тебя чинить, пока этот дурень здесь топился. — Простите, Маюри-сама. Исида все таки оборачивается – чтоб вскрикнуть и дернуться, разбрызгивая воду. Уродливая маска саркастически оскаливается прямо ему в лицо, они чуть не столкнулись лбами… либо того ужаснее. — Ты! — Не могу опровергать явное, — Куротсучи картинно разводит руками. — Ты что тут делаешь? — Глуповатый вопрос, небольшой квинси, после того, как ты чуть ли не угробил мой опыт? Хоть представляешь, сколько времени я на него издержал? – в немного гнусавящем голосе искреннее недовольство пренебрежением к чужому труду, и даже маска выражает укоризну. Это практически забавно, Исида нервно хмыкает. Переводит взор – у двери стоит Нему. На лице, как обычно, покорность, в очах пустота. Квинси осознает вдруг, что в первый раз оголен перед женщиной – и что ему все равно. Вспоминает, как она прижимала его к камням на развалинах Лас Ночес, вспоминает тяжесть груди, не дающую дышать, тогда это так смущало… А еще – руки ее отца, как будто выворачивающие каждый орган навыворот. «Я тебя лечу, так что не дергайся, глуповатый квинси». Ох, проклятье. — Ты нездоровой уродец! – орет он в лицо Куротсучи. – Ты что со мной сделал? Гад… пфф… Окончание фразы в буквальном смысле утопает – Исиду вновь хватают за волосы и с головой обмакивают в воду. Отпускают секунд через 20. — Хочешь выяснить – спроси обходительно, — Маюри кидает взор на необычной формы наручные часы. – Вобщем, времени на трепотню у нас нет. Нему, открывай портал. — Да, Маюри-сама. — К-какой портал? — Ты последних мозгов лишился, квинси? В Сейрейтей, очевидно. Либо у тебя дома найдется необходимое оборудование? — Какое, к черту, оборудование? Никуда я с тобой не пойду… Резвый укол в шейку пресек возражения на корню. — Точно глуповатый, — Маюри глядит в стремительно мутнеющие глаза квинси. Гладит влажные волосы в саркастической пародии на ласку. – Кто ж тебя спрашивает? * * * Обжигающе-резкий запах лупит в ноздри. Исида приходит в себя, звучно чихнув. — Наконец. Нет. Нет. Нет. Он дремлет, это продолжение ужаса… — Ну и возни с тобой, квинси. То отключить, то в сознание привести… — глас, невзирая на ворчание, кажется очень удовлетворенным. – Вставай, хватит прохлаждаться. Подняться Исиде удается с трудом, колени трясутся от беспомощности. Он встает, так как не может лежать у ног неприятеля и глядеть на него снизу ввысь. — Чего для тебя нужно? — Скоро все узнаешь… и, надеюсь, сможешь оценить мой план. — Издеваешься? – Исида непроизвольно сжимает кулаки. Маюри только смеется. — Ты просто еще не сообразил, как для тебя подфартило. По сопоставлению с твоими… хм… предшественниками. Намек понят более чем ясно. Ярость застилает разум. Исида замахивается – пусть последний раз в жизни, но чтобы не смело это чудовище даже вспоминать!... И чуть ли не падает, поскользнувшись, цепляется за 1-ое, что попадается под руку – белоснежное хаори. — Заткнись, понятно?! – цедит он через зубы, встряхивая застывшего скульптурой ученого. – Никогда больше не смей о их гласить! Куротсучи молчит – а позже звонко хлопает его по оголенной ягодице. Выходит не столько больно, сколько унизительно. — Закончи истерику. Исида опоздало вспоминает, что как и раньше раздет донага. И стоит на данный момент впритирку к Куротсучи, чьи руки прочно держат его за плечи и талию. — Эй, отпусти! — Неуж-то небольшой квинси смущяется? – вот сейчас Куротсучи точно глумится… и рук не разжимает. – В собственных фантазиях ты был более раскрепощен. Исида замирает в шоке, и ученый продолжает: — Никто тебя тут не отыщет, так что лучше не делай глупостей. Я, естественно, могу тебя связать… хочешь? От вкрадчивого голоса Исиду передергивает. Как будто не угроза это, а предложение. «Хочешь?» — Нет. — Вот и умница. А поболтать сможешь во время дезинфекции. * * * Вода пахнет металлом, но почему-либо сладкая на вкус. Исида отворачивается, как может, от хаотичных струй, но вода все равно попадает в рот, чуть пытаешься заговорить. «Глотать я бы не советовал» — гласит Куротсучи, до того как запустить механизм. Приходится отплевываться. Это похоже на душевую кабину, только заместо 1-го душа тут десяток направленных к центру трубок, а стены подменяет прозрачный барьер. Пол таковой скользкий, что приходится опуститься на колени. — А для тебя идет эта поза, — Куротсучи стоит рядом, разглядывая Исиду так откровенно, что того поневоле тянет прикрыться. – Еще лучше, чем пафосные заявления о гордости квинси. Я их в свое время столько наслушался – надоело. Исида поскрипывает зубами, чуть сдерживаясь, чтобы не заорать. Ну уж нет, как раз та гордость квинси и не позволит ему доставить Куротсучи наслаждение, показав собственный гнев и боль. Гордость – единственное, что у него осталось. — Ты, кажется, интересовался моими планами, — продолжает меж тем ученый. — Когда я в прошедшем занимался исследовательскими работами квинси, то нашел, что их рейацу не поддается извлечению так просто, как, к примеру, рейацу Пустого либо шинигами. Очень тесновато она связана с самой сутью квинси и в, так сказать, свободном состоянии, стремительно разрушается. После многих опытов я все таки смог извлечь ее, не нарушая связи – и оказалось, что это прелюбопытный источник особой, очень сильной энергии. Правда, этого процесса ни один объект не пережил… но пока квинси было много, это значения не имело. А позже квинси закончились, — Маюри всплескивает руками, как будто бы говоря «Вот незадача!», и Исиде в особенности остро охото убивать. — Вот, означает, для чего ты все это затеял, — выплевывает он с еще одним глотком металлически-сладкой воды. – Свежайший ресурс появился? — С тобой все труднее, — Маюри склоняет голову к плечу. – Ты же последний квинси: очень ценный ресурс, чтобы израсходовать сходу. Пришлось существенно доработать функцию, но сейчас ее можно повторять не один раз… оставляя тебя при всем этом в живых. «Неоднократно?» По позвоночнику пробегает липкая дрожь. — Основная неувязка была в продуктах: нужное количество оказалось смертельным для организма квинси. Потому три месяца вспять в Уэко Мундо я ввел для тебя маленькую дозу, чтобы ты сумел привыкнуть, — Маюри выключает воду и снимает защитный барьер, подходя поближе. – Ты ведь увидел ее действие? — Ничего я не буду говорить, — зло шипит Исида. Капли воды медлительно стекают по телу, заставляя съеживаться от холода – да, в первый раз за длительное время ему холодно. — Глуповатый, — Куротсучи веселится, — я и так все знаю. Следящие бактерии, запамятовал? Так что данные о твоем состоянии я получал часто. — Вуайерист хренов. — Ну ведь и было на что поглядеть, а, квинси? «Не. Может. Быть.» Пусть ситуация издавна уже за гранью обычного стыда, но на щеках Исиды все таки расцветают красные пятна. «Он лицезрел, как я…?» — На, вытрись, — Маюри кидает ему огромное белоснежное полотенце. Ткань на удивление мягенькая, и Исида заворачивается в нее с головы до ног. Иллюзия одежки, иллюзия защищенности… тупо, естественно, но стоять нагим перед Куротсучи неприятно, в особенности сейчас. «Он лицезрел меня… ох, заткнись». Когда они перебегают в саму лабораторию, Исида даже радуется, что очки остались дома – без их стршные механизмы и устройства как будто расплываются в тумане, и не надо представлять, как конкретно он познакомится с ними ближе. Ученый подталкивает квинси практически впритирку к большому монитору. Числа, графики, диаграммы… — Это – ты за последние три месяца, — на какое-то абсурдное мгновение Исида представляет Куротсучи у доски с указкой – так по-учительски звучит на данный момент его глас. – А это – тоже ты. Видео. Исида обреченно вздыхает, отлично понимая, что увидит на данный момент. — Казалось бы, тут нет ничего необыкновенного, — Маюри пристально следит за экранным Исидой – стонущим, извивающимся на кровати, в обезумевшем темпе скользящим рукою по вздыбленному члену, — шестнадцатилетним детям характерно созидать эротические сны и заниматься самоудовлетворением. Но это только на 1-ый взор. Как думаешь, молодой квинси, многие ли шестнадцатилетние дети лицезреют вот такие сны? Первую видеозапись сменяет 2-ая, очень черная и нечеткая. Только приглядевшись, можно разглядеть застывшее в вязкой черноте оголенное тело – и скользящее по нему стршное непонятное нечто. У нечто 5 рук, острые зубы, длиннющий язык и десяток гибких, нескончаемо извивающихся щупалец. Секунд 30 Исида глядит, застыв от шока. А позже срывается, забыв о всей гордости квинси на свете, прячет лицо в ладонях и орет, срывая глас: — Хватит! Выключи это! Выключи! — Нервная какая молодежь пошла, — фыркает Маюри, но запись выключает. — Это ты? Ты принудил меня это созидать? — Не совершенно. Да, продукт вызывает галлюцинации… но запрограммировать их содержание я не могу. Это все твое подсознание, твои фантазии. А таковой, казалось бы, умеренный юноша… От скрипучего хихиканья Исиду пробирает дрожь. Мемуары подходят к горлу, вызывая обычную в ближайшее время реакцию: стыд, кошмар, тошноту… и тянущий жар ниже пояса. Впору, ничего не скажешь. Кровь стучит в ушах, и Исида даже не замечает, как Куротсучи подходит к нему сзади. Только вскрикивает, неудачно пытаясь вырваться, когда его цепко обымают за талию. — Не трогай меня! — Эх, квинси, скоро я буду трогать тебя так, как для тебя и не снилось, а ты здесь невинную девушку изображаешь, — Маюри разворачивает его к для себя лицом и резко сдергивает полотенце. Под внимательным взором желтоватых глаз восставший член затвердевает еще посильнее. — Все еще хочешь, чтобы я тебя отпустил? Исида не отвечает – опасается, что глас его подведет. Уши и лицо пылают. — Руку дай. Резко пахнет спиртом, влажная ватка неторопливо, до омерзения чувственно скользит по сгибу локтя. Игла прокалывает кожу, уверенно входя в вену. Исида заворожено следит, как миниатюризируется количество черной воды в шприце – а позже теряет сознание. * * * Приходит в себя он уже на столе. Не открывая глаз, тихо стонет — все тело как будто пылает. И зазорное возбуждение никуда не делось, только посильнее стало, выжигая и гордость, и стыд. — Хорошо, хорошо, — раздается прямо над ухом гнусавый глас. Исида открывает глаза — но глядит Маюри не на него, а на ряд цифр на мониторе. Позже переводит взор ниже. — А знаешь, квинси, что сексапильное возбуждение только наращивает нужные характеристики? Как кстати, — как будто невзначай он касается потемневшей головки. Подаваясь навстречу ласкающей руке, Исида проклинает сам себя. — О нет, торопиться не нужно. Обучайся терпению. Узкая лента обвивается вокруг основания члена, болезненно сдавливая. Исида протестующее дергает руками и ногами, но те уже зафиксированы, что только увеличивает чувство слабости. Да, он немощен, он в полной власти этого маньяка – и стоит у него так, как никогда в жизни не стояло. Волшебно, блин. — Начнем? – Куротсучи вдруг резко склоняется к нему и – нет, не целует, просто облизывает пересохшие, искусанные губки. И здесь же отстраняется. Вспыхивает прохладный, ослепительно-белый свет. «Как в операционной» — задумывается Исида. Только вот наркоза ему не обещали. На его запястья надевают плотные браслеты с присоединенными к ним гибкими прозрачными трубками. Кожу здесь же начинает осязаемо покалывать. — Мой способ соединяет действие химии и магии кидо. Дозу химии ты уже получил, а кидо… смотри. На мониторе возникает новенькая схема. Она сияет так ярко, что даже Исида может рассмотреть: очертания людской фигуры и непростой набросок, нанесенный от груди до самого паха. — Ты что, — язык заплетается, в голове красный туман, — на мне такое же нарисуешь? — Совсем правильно, — из железного поддона Маюри достает скальпель. Подумав, откладывает его и берет другой, потоньше, небезопасно посверкивающий острым лезвием. – Этот подойдет. 1-ая красная линия пролегает от правой ключицы наискосок, пару см не доходя до левого соска. Медленно-медленно, чуть касаясь, Маюри проводит пальцами повдоль пореза, и потоки рейацу с их кончиков льются, впитываясь вовнутрь. Исида прикусывает было губу, пытаясь удержаться от всхлипа, но попытка проваливается – когда 2-ая линия ложится накрест поперек первой. Это больно – но не так, чтобы можно было просто вытерпеть. Это жарко и остро… очень жарко и очень остро. — Для тебя нравится, — гласит Маюри. Он не спрашивает, он констатирует факт. Немного сжимает соски и тянет, с наслаждением следя, как квинси захлебывается стонами. – Точно нравится. Позже он вновь берется за скальпель. Набросок сложен и просит наибольшей сосредоточенности. * * * — Хватит, хватит, я не могу больше! – от стонов и кликов Исида уже охрип, напряжение добивается предела, грозя перелиться через край. Кожа болит от ожесточенных, утонченных ласк рук и железа, в теле дрожит чужая рейацу. Кажется, он на данный момент растеряет сознание – но не теряет, не теряет, просто не может. – Хватит! — На данный момент, — шепчет Маюри. Не для Исиды, быстрее себе. Решающая стадия опыта – и последняя линия замыкает контур. Исида выгибается и орет так, что у обоих звенит в ушах, числа на мониторе хаотично мелькают… а по трубкам, идущим от запястий, льется незапятнанная серебристо-голубая субстанция. Та желанная рейацу квинси. Куротсучи Маюри торжествующе смеется – он одолел. Исида опять кусает губки. Его лупит маленькая дрожь, и все так же горячо, и перетянутый член стоит колом, напористо требуя внимания. Это уже больно. — Знаешь, квинси, таким ты мне нравишься больше, чем правильным скромником. Жалко, что это спрятано так глубоко. Глубоко – но он смог достать. Исида так себя и чувствует – вскрытым, вывернутым навыворот; а охото еще более, чтобы ни одной частицы нетронутой в теле не осталось. Позже ему будет постыдно, очень постыдно – а на данный момент просто охото. Сильные пальцы ложатся на шейку, сдавливают. В красном тумане перед очами здесь же распускаются пламенные цветочки. — Хочешь, будет больно? Исида только хрипит в ответ. Маюри понимающе хмыкает, ослабляя хватку. — Будет. С болезненным любопытством Исида следит, как Маюри размазывает по собственному члену некий прозрачный гель, как размыкает фиксаторы на щиколотках, обширнее раздвигая ноги. Как подается вперед… Позже и правда становится больно – больней, чем в памятных ужасах. Исида тяжело дышит, пытаясь расслабиться, запрокидывает голову – и раскачиваются трубки, и течет по ним водянистый свет. Не просто энергия – сама суть квинси. С каждой минуткой меньше сил, немеют кончики пальцев, и резкие, глубочайшие толчки снутри становятся жестче. Наклонившись, Маюри слизывает кровь с прокушенной губки квинси и узкую струйку слюны, текущую из уголка его рта. Позже стягивает, в конце концов, перевязь с изнемогающего члена – и Исида кончает, смотря на черно-белую маску и светящиеся торжеством желтоватые глаза. * * * Пробуждается Исида, когда его очень невежливо сгружают на его свою кровать. Ошалело мотает головой, пробует было встать – но здесь же со стоном падает назад. — Я бы не рекомендовал, ты пока очень слаб. Свалишься еще, голову разобьешь, где я позже другого квинси найду? — Ну естественно, — Исида фыркает не зло, а как-то обреченно. – Как я буду таким жить, значения не имеет. — Вот еще глупости! Ты юный, здоровый, скоро восстановишься. В любом случае, функцию можно проводить только раз в полгода. — Что-о-о? И ты думаешь, я соглашусь? — Разве мне необходимо твое согласие? — А если я попрошу помощи у других? У такого же Урахары? — И правда попросишь? – глас Маюри так и просачивается радостным ехидством. – Квинси, не смеши меня. — Уходи. Портал запирается. Исида остается один – в мгле, которой не опасается больше. Он знает, что больше не увидит тех кошмаров. Он знает, что ни у кого никогда не попросит помощи. Не знает только, можно ли свалиться поглубже – но у него есть время поразмыслить. Целых полгода.

1 2 3 4 5 Просмотров: 783 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0