14 апостолов и один мир — D.Gray-man Персонажи: Нои Рейтинг: R Жанры: Фантастика, Психология, Философия, AU, Опыт Размер: Мини, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Тысячелетний Граф Идеально выглаженная рубаха под бежевый пиджак. Темные штаны, острые носки совершенно вычищенных туфель. Перчатки, цилиндр, плотоядный сияние отполированных стекол дорогих очков. И, конечно, прекрасная, в больше чем 30 два зуба, достойная беса, ухмылка. Никто не знает его настоящего лица и возраста, ну и сам он не совершенно помнит эти маленькие, малозначительные для первого апостола вещи. Для чего, если весь мир знает его имя? Удовольствие и Мудрость -Тру-ля-ля, тра-ля-ля, мы везем с собой кота! Граф напевает мелодию, гуляя по коридорам нового, не так давно сконструированного Ковчега. В полумраке комнаты на нижнем этаже посреди шелка и парчи дремлет один из малышей Ноя. Расслабленная поза владельца комнаты, раскиданные везде книжки. В углу шуршит страничками постоянный спутник и друг любящего подремать Ноя – небольшой сухощавый старичок с седоватым высочайшим чубом и густо обведенными черным очами. В нем не сходу признаешь самого старшего, не считая самого Графа, дитя Ноя. Двое жителей комнаты — полностью различные, не похожие друг на друга. Но все познания, которые накапливает какой-то из них, передать может только безмятежно спящий парень — старенькый Ной уже много лет, по неведомой прихоти, гласит только с ним Кивнув старику, Граф любовно укрывает лежащего Ноя одеялом, лаского откидывает рыжеватую в людском виде челку, обнажая стигматы, ведет пальцем по повязке на правом глазу. Граф подносит к своим губам палец другой руки, когда в ответ на его деяния отрывается 2-ой глаз, умный и внимательный, невзирая на то, что спящий только пробудился. Радужка в свете зеленоватых свеч зеленоватая, но по сути желтоватая, как и у всех Ноев. — Ш-ш-ш. Спи. Ной потягивается, зевает, и переворачиваются на бок. Граф опять любовно поправляет одеяло и, на носочках, смешно высоко поднимая согнутые в коленях ноги, чтоб не шуметь, выходит, закрыв за собой дверь. Алчность — Грудинку в винном соусе и маринованных огурчиков! — Сию секунду! В столовой, занимающей практически весь 2-ой этаж, как обычно, шум и гам. Акума-повара и акума-служанки в фартучках работают, не покладая рук. -А вам, Граф? – складывает впереди себя руки шеф-повар, акума Третьего уровня, темнокожий индус с длинноватыми косичками и темными очками. — Чай и кусок земляничного торта. — Сию секунду. Граф садится рядом с Ноем, вокруг которого крутится вся кухня: мальчишка только возвратился из очередной поездки в напрасной попытке узреть весь мир, проголодался. Тот неунывающе лыбится Тысячелетнему, жестикулируя куриной ножкой. Белоснежные волосы в кавардаке, только с порога — в столовую. Хоть руки, любопытно, промыл? — Ничего-ничего, позже расскажешь! Ешь. Ной кивает, уничтожая целое блюдо с варениками в один присест и здесь же принимается за другое. Небольшой круглый желтоватый акума с крылышками и хвостом, сидячий на плече мальчугана (меж иным, один из самых больших уровней в мире), мимоходом выхватывает наибольший вареник из последующей порции, и, продемонстрировав большие зубы, ловко управляется с ним под стать собственному владельцу. Выпив чаю с замечательным тортом, Граф слушает историю путешествия самого юного Ноя, и пожелав ему — поновой — приятного аппетита и успешной последующей поездки, продолжает собственный путь. Сила Шагая далее, в просвете третьего этажа Граф встречает еще 1-го Ноя. Этот идет на каждодневную тренировку, что по обыкновению, проводит в лесу. Благодаря новенькому Ковчегу сейчас можно попасть в хоть какой уголок мира за считанные секунды. В затянутых перчатками руках юноши – акума экспериментального эталона в виде катаны. Глаза акума на рукояти пристально глядят, выискивая потенциального противника. Голова Ноя высоко поднята, качаются кисточки в шнурке, туго связывающем высочайший хвост длинноватых темных волос. Проходя мимо Графа, Ной даже не поводит бровью, не приветствует, плотно сжатые бледноватые губки резко контрастируют с сероватой кожей и темными стигматами. — Не перенапрягайся очень, мой мальчишка, — поет ему в след Граф. Ответом ему служит свободный кулак Ноя, поднятый ввысь с выставленным средним пальцем. Связи — Брат, вот твой кофе. — Спасибо. Кабинет на четвертом этаже, как и всегда жилье этих Ноев, завален документами, договорами, письмами и распечатками самых последних данных. Акума-ученые в белоснежных лабораторных халатиках снуют туда-сюда с охапками документов. Тут все подчинено двоим: умному и изобретательному старшему брату, и поддерживающей его во всем внимательной младшей сестре. Мужик поправляет очки, которые носит быстрее для стиля, как и сам Тысячелетний — у Ноев красивое зрение, и приветствует Графа. Милая девчушка с 2-мя хвостиками, улыбаясь, кланяется Тысячелетнему. — Завтра отправляемся в Париж, я уже обо всем распорядился. — Как скажешь, мой дорогой, — улыбается в ответ Граф. Этим двоим он может доверить все управление. Только разлучать их не стоит. Испытано. Приговор Из студии на 5-ом этаже льется прекрасный, сильный мужской глас. Граф так заслушивается, что даже пропускает момент, когда дверь распахивается, и перед ним появляется высочайший статный мужик, одетый по последней моде. — Граф, что ж вы там подслушиваете, входите, проходите! — Ну что ты, как могу прерывать! – расплывается в ухмылке Тысячелетний. «Вот же ж гаденыш, додумался либо знал?» — Нисколечко не прервете! Выпейте, давайте обсудим мое недавнешнее изобретение, я имею в виду катализатор роста уровней у акума, — был ему ответ. «Я всегда знаю, когда ты приходишь, толстяк: так шуметь по коридорам». В комнате нескончаемый творческий кавардак: пианино, раскиданные нотки и записки. Книжки и схемы по магии и черной материи, украденные у самого Графа. «Что плохо спрятано, я не виноват» — улыбается, чуток сощурив глаза, мужик с длинноватыми, красноватыми от рождения волосами, аккуратной бородкой и замашками бога. Маска на лице и стигматы очень идут ему. Время от времени Графу кажется, и полностью обоснованно, что этот Ной известен больше, чем он сам. Они пьют драгоценное и неописуемо смачное вино, дискуссируют рост уровня акума и предстоящую поездку в Париж. — Это будет красивая возможность погулять по городку влюбленных. Правда, Мария? Неописуемой красы неразговорчивая дама в черном платьице, постоянная спутница Ноя, только кивает. Граф и сам толком не знает, что за уровнень у этой акума, это очередной экспериментальный эталон, изготовленный самим Ноем, и Граф лично желает разобрать ее по винтикам. Когда-нибудь, он это сделает. «Черта с два, старикашка!» Этот мужик — единственный из малышей Ноя, которого Граф не только лишь терпеть не может всеми фибрами собственной тысячелетней души, да и откровенно побаивается. Только этот Ной может стать так сильным, чтоб занять место первого апостола. Жалость Последующий, 6-ой этаж Ковчега, встречает Графа одной из любимейших сцен. В бальной зале, на стуле около окна посиживает Ной, а вокруг нее разлеглись 10-ка два акума разных уровней. Разношерстая по силе и размерам масса тихонько посиживает, кукольно-смиренно сложив руки на коленях и пристально слушает сказку. — В тридевятом королевстве, в тридевятом государстве, — Ной делает театральную паузу. Окидывает окружающих обведенными темным очами из-под волнистой каштановой челки, кивает Графу. – Жили-были... Ной ведает по памяти, ее руки порхают над совершенно небольшим акумой у нее на коленях — пришивая бедолаге новейшую левую руку, взамен потерянной в недавнешнем бою. Рука большая и неловкая для него, от другой акума, которой не так подфартило. Все акума, слушающие сказку, тоже в свое время как-то пострадали, и утратили одну либо больше конечностей. У всех у их непонятные пришитые руки, ноги, головы, разномастные глаза. Ной большими неаккуратными стежками пришивает им новые конечности и ведает человеческие, издавна позабытые этими душами, доверчивые сказки. Гнев и Похоть Седьмой этаж стопроцентно разрушен. Тут все летает и ломается — вещи, мебель, акума. Сумасшедший Ной с мечом-резаком и маниакальной ухмылкой раскидывает Четвертые уровни, как будто малеханьких ребятишек. Акума же напрасно пробуют защитить свою госпожу — другого Ноя. — Какого хрена он на тебя так поглядел? — А что, ревнуешь? — смеется дама, уворачиваясь от быстрых атак. Сколотые в высочайший хвост пшеничные волосы прекрасно падают ей на спину. Ной вправду великолепна, даже не в настоящем виде, даже шрам в пол-лица ее людского вида не уродует ее красы. — Милые ругаются — только тешатся, — качает головой Граф и поспешно покидает этаж, чтоб случаем не попасть под жаркую руку. Поглощение Восьмой этаж похож на поле брани больше, чем предшествующий. Обездвиженные тела акума и людей устилают ровненьким слоем привезенные не так давно баснословно дорогие китайские ковры. Ной с величавой осанкой и аристократическим профилем, подобно старому вурдалаку, высасывает жизнь из прекрасной — некогда — акума, услаждается запахом ее кликов. Бросив сухую оболочку на пол, он улыбается Графу жадной ухмылкой, показывая заточенные, отлично развитые зубы хищника. Роскошный плащ с красноватой подкладкой прибыльно обрамляет фигуру. Граф отчитывает мужчину: — Нести всякую мерзость в дом! Сколько раз я для тебя гласил! Ной сразу тушуется, смущенно просит прощения, и обещает к вечеру убрать все людские трупы. Мечты Граф выходит на террасу, самый верхний этаж Ковчега. Старый Ной, с тронутыми сединой в людском обличье волосами и в мятом плаще конкретного путника, отрисовывают на бумаге, укрепленной на импровизированном мольберте, развернувшийся пейзаж. Хотя, когда Граф подходит поближе, то осознает, что ошибся: на бумаге он лицезреет поистине отлично переданная панорама уже не имеющегося Рима. Солнце отражается цветными бликами в витражных стеклах соборов, зелень деревьев переплетается с голубизной раскинувшегося над Нескончаемым Городом небом. Ной прикрывает глаза за толстыми стеклами квадратных роговых очков, всматриваясь в себя, в собственный внутренний мир желаний, откуда он черпает вдохновение, и стремительно, ловкими мазками опытнейшего художника, отрисовывают через весь холст семицветную радугу. Граф хмыкает. Да, может быть, в прошедшем Рим был не так и плох. Музыкант Граф подходит к огораживанию балкона, опирается на перила рядом с еще одним Ноем, что тоже возжелал полюбоваться видом Нескончаемого Городка. Перед ними лежат улицы Рима, кипящие жизнью и движением. Вобщем, это мог быть хоть какой другой город. Скоро это будет Париж. Синие, сероватые и темные тучи, полные опасности и молний нависают над шпилями и крышами. Слева то здесь, то там блестят в свете огней пылающих и тлеющих домов неловкие бочки Первых уровней. Они играют в салочки. Справа большая груда то воспринимала человекообразную форму либо геометрическую фигуру, то в один момент распались на 10-ки маленьких акума. Понизу, прямо на площади трансформированный 2-ой уровень, в двуликой маске Януса, веселит зевающих Третьих тем, что жонглирует человечьими головами и детскими игрушками, при всем этом умудряясь стоять на одной ноге. В фонтане рядом, в жиже из чего-то схожего на кровь, посреди торчащих костей и обломков статуй, плещутся, напевая возлюбленную мелодию Графа, два новых Пятых уровня. — Ааах, — вздыхает Тысячелетний, с чувством умиления положив голову на сцепленные в замок руки. Стоящий рядом с ним Ной улыбается. – Мир великолепен, когда мы совместно. Правда, Ниа?
|