Лунные лилии — Angel Sanctuary Персонажи: Зафкиэль/Анаэль Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Ангст, Драма, Даркфик Предупреждения: Погибель персонажа Размер: Драббл, 2 странички Кол-во частей: 1 Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там – блаженные, с оперированной фантазией (только поэтому и блаженные) – ангелы, рабы Божьи… Е. Замятин «Мы» Вообще-то чувство сентиментальности Величавому Престолу было незнакомо. Не пристало оно тому высочайшему положению, которое он занимал. Но белоснежные цветочки — лунные лилии — все таки стояли в маленький вуале у него на столе, доверчиво кивая головками в такт ветерку. Он оправдывался перед Разиэлем, натягивая обычную легкомысленно-беспечную ухмылку, тем фактом, что они обильно произрастали по всему месту холмика Мегидо. И, мол, почему бы не поставить их в кабинет как память о погибших в войнах ангелах? Они же раскрываются ночкой, заливаясь расчудесным светом, и еще пахнут приятно! Разиэль, естественно, кивал головой, но не веровал. Тем паче что Зафкиэль был слеп; какой ему толк от этих цветов и их света, если он их даже созидать не может? Но, все же, святой кандидат исправно приносил их собственному государю, менял воду, убирал умиравшие – цветочки на Небесах все таки смертны – и списывал все это на его причуды. Он — Величавый Престол; ему дозволительно. Настоящую же причину Зафкиэль утаивал даже от собственного ассистента. Оставаясь в одиночестве, он просто длительно молчал, слепым взором уставившись туда, где предположительно стояла ваза, и время от времени, протянув руку, угадывал и схватывал лепестки. Лепестки на ощупь были гладкие, холодные, свежайшие… Как кожа Анаэли. И эти цветочки стояли у него на столе только поэтому, что напоминали ему о ней. Незапятнанные, как Анаэль, светлые, как Анаэль, безгрешные, как Анаэль… Помнится, как-то он даже пробовал даровать их ей. А она не приняла – только, поджав губки, смотрела все так же холодно и презрительно своими льдисто-голубыми очами то на грешника-Престола, то на этот знак самой небесной чистоты, замаранный его испачканными в крови подопытных красноглазых зайчиков руками. Думая, возможно, как он вообщем посмел заявиться в лабораторию с этими лилиями. Ведь это был таковой ужасный, таковой несмешной каламбур – цветочки с холмика кладбища ангелов от убийцы… Зафкиэль же в ответ улыбался, вкладывая в ухмылку все свое воистину дьявольское очарование, и стоял, добиваясь ее внимания. И было ему глубоко наплевать на то, что ангелы, трудящиеся над проектом «Сандальфон» под управлением Анаэли, недобро косились на него. Он смотрелся, наверняка, удивительно и тупо. Но ведь он – Величавый Престол. Ему дозволительно. Когда ему наскучила эта комедия, он, развернувшись, ушел, индифферентно бросив на пол лаборатории белоснежный букет с томными, густыми, пахнущими гибелью красными каплями на цветках. Букет рассыпался десятками лепестков. Судьба лилий не тревожила его более – как и судьбы тех n-детей, которых он убивал. Конкретно поэтому он не знал, что после его ухода Лейла, эта нескончаемая тихая тень за спиной сиятельной Анаэли, нерешительно опустилась на колени, собирая уцелевшие цветочки и тихо бормоча, что в лаборатории нужно убраться. Погибшую часть букета она вправду убрала, и на полу вновь воцарилась обычная стерильная чистота. Но уцелевшие лилии она забрала с собой, домой, всекрете ото всех – и в особенности от собственной подруги. * * * В эти томные для всего Анима Мунди минутки Зафкиэль – больше не один из 7 Величавых Ангелов. Он только заключенный Мидэйр Пассажа, скованный, измученный многочасовыми истязаниями величавый грешник, потерявший все остатки былого искрометного великолепия. Униженный, залитый кровью – не кровью малеханьких безымянных белокожих ангелов, плодов союза 2-ух малышей Божьих, а собственной своей, таковой же, как у их, пронзительно-алой. И перед ним – его ненависть, опекун Величавого Серафима Метатрона премьер-министр Севофтарт. -Оставьте нас с Величавым Престолом Зафкиэлем наедине! – звучит чрезвычайно прохладный глас сероватого кардинала. А Зафкиэль не лицезреет его. И даже не поэтому, что слеп, а поэтому, что перед его уже многие века не видящими ничего очами по некий неизвестной причине появляется до боли колоритное видение – колоритное, как ослепляющий свет святого отшельника Адама Кадмона. Лунные лилии. Белые, не испорченные грязюкой кроличьей крови. Не растоптанные, а прижатые Анаэлью к собственной груди. Ее ухмылка – малая, узкая. И глаза, глаза в цвет неба, в каких нет больше презрения, нет льда, а есть только только внимательная ласка… -Правда, больно, Зафкиэль? – тихо, с каким-то сокрытым торжеством спрашивает Севофтарт, — Естественно, больно. Справедливое наказание. Зафкиэль молчит. Все правда. И нечего, нечего опровергать. А Севофтарт гласит еще – что-то ранящее, что-то об Анаэли, которую он, Зафкиэль, развратил, чье имя он втоптал в грязь. И глас его срывается на истерический вопль, и тает, разлетаясь на кусочки, это странноватое, но сладкое видение с цветами с холмика Мегидо. -Скоро ты будешь казнен, — раздается, как набат, крик Севофтарта. Величавый Престол медлительно поднимает голову с когда-то красивыми темными волосами, сейчас превратившимися в слипшиеся патлы, на собственного истязателя. Это не новость. Он и так знает это. И в секунду до того, как его красивые белоснежные крылья будут с кровью и мясом вырваны, его сознание кристально чисто и расслабленно. И Севофтарт – никакой не Севофтарт более, а только злосчастная Лейла, которая из-за любви к нему и Анаэли, позднее преобразовавшейся в острую ревнивую ненависть, стала этим белоснежным чудовищем. Ну и эта казнь – никакая не казнь, а едва путь к его возлюбленному златокудрому ангелу. Тяжкий, истязающий, длинный, но все таки путь к их общему счастью — кое-где там, далековато, за пределами познания и осознания. И ему кажется, что путь этот устлан белоснежными лепестками лунных лилий, которые во мраке ночи своим светом непременно укажут ему верное направление.
|