Научу — Hagane no Renkinjutsushi Персонажи: Эд/Уинри Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Романтика, Ангст, Юмор, Обыденность, POV Предупреждения: OOC Размер: Мини, 3 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Научу — Эд! — я нагнала парня уже у двери. Тот с досадой обернулся. Лицезрев, кто его приостановил – ну, лицезрев меня – его черты лица смягчились. — Уинри… — протянул он полувосклицательно-полувопросительно. А на что он так глядит, любопытно? Ну всё, пришёл писец… Здравствуй, северный зверёк… К чему я это? А я, идя за Эдом, себя в зеркале увидела. Семнадцать лет, растрёпанные длинноватые волосы, отливающие золотом, но спросонья больше похожие на траву (либо сено, налипшее на плешину, хи-хи), сонные ярко-голубые глаза, и без того тонкие губки, сжатые в горизонтальною полоску – да, я злюсь – куда он намылился так рано? Стройное телосложение, прочные руки, мускулистые длинноватые ноги, сильные бёдра, довольно-таки большая для моего возраста грудь – и голубая ночнушка, открывающая всё это – хоть бы переоделась, идиотка! Эд, видно, держится такого же представления – а чего бы он, по другому, так меня рассматривал? Ну и старший Элрик сам смотрится не лучше – белоснежные семейники в голубую полосочку, прекрасное мускулистое тело, такие же налипшие на плешину макароны в состоянии веселого кавардака… Только вот одним он отличался от меня на этот момент – очами. Коричневые, печальные, серьёзные, задумчивые, нежные – какие угодно они были, но вот только не сонные. Не сонные, но… Но почему? — Ты вообщем ложился? – тихо спрашиваю я у него. Он мотает головой и улыбается. — Я задумывался… — Много мыслить – вредоносно! – нравоучительным шёпозже говорю я, чтоб не разбудить Альфонса и бабушку. — Кстати, а ты куда? Он промолчал. Означает, к дому… Точнее, к останкам дома. — Чтоб не было пути вспять… — по памяти цитирую я. Он обидно улыбается. Поскрипывает дверь – и я остаюсь в прихожей одна. Поскрипывает 2-ой раз – и я в ночнушке кидаюсь догонять Эда. Мне всегда охото его поддержать в такую минутку. Может, это увидела только я, но сильный, волевой и упорный Эдвард еще ранимей доверчивого, совершенно ещё «маленького» Ала. Эд не может свернуть с пути. Эд не рыдает. Эд не сдаётся. Эд верует. И… и мучается, так же, как и все. Металлической Алхимик, но человечней, чем кто-нибудь другой. Металлической Алхимик, но наивней Ала. Металлической Алхимик – взрослый семнадцатилетний юноша, прошедший через огнь и воду, но в глубине души небольшой ребёнок, которому нужна поддержка. Правда, скажи я это ему вслух, он бы меня за хвост на дерево подвесил, если б я без гаечного ключа была. Металлической Алхимик с израненным сердечком… А на улице холодно – середина сентября, днём теплынь, а ночь трогает за душу прохладными пальцами. Преждевременное утро, я с босыми ногами бегу по увлажненной, укрытой росой травке, вдыхаю запах свежести и влажного асфальта и смотрю в затянутое свинцовыми тучами небо. Я бегу, и, невзирая на то, что Эд шёл даже очень неспеша, догнала я его только у холмика. И я знаю, что на данный момент ощущает он, видя обгоревшие развалины собственного дома, и…Собственного прошедшего. Я знаю, что он ощущает на данный момент, так как я чувствую то же самое тогда… Тогда, когда смотрю в его глаза. Когда я смотрю в его глаза, я вижу ту боль. Я вижу страдание, я вижу невозможность свернуть с пути. Я вижу почти все, и понимаю, что вижу то, чего не лицезреют другие. Чего не лицезреет никто. Я бы желала сказать ему, что понимаю его, что когда я смотрю в его глаза, меня закручивает по часовой стрелке и разрывает пополам от острой жалости, смешанной с безумной нежностью. Но нет, я не скажу этого. Я буду глядеть в его глаза и веровать, что Металлической Алхимик не сдаётся! — Уинри, идём, — как будто через сон я слышу его хрипловатый глас – почему-либо осенью Эд хрипит, но вот почему – это потаенная потаенна, в какой не разбираются даже докторы. — Эд, слушай, у меня к для тебя дело… — в голове появляется сиюминутное желание, разгорающееся снутри, расползающееся по венам и артериям, и крепчающее с каждой секундой. Может холод, может, слабость, а может… — Какое? — Обучи меня… лобзаться! — я делаю шаг к нему и мы оказываемся стоящими друг к другу впритирку. Он ненамного выше меня – а вот если б он пил молоко, был бы выше – его коричневые глаза удивлённо расширены, а губки дрожат, готовясь воспроизвести вопрос. Но он ничего не гласит – молчу и я – в осенней тиши слышно наше тихое дыхание, от него пахнет мятой и сталью – его дыхание греет моё лицо – я пристально наблюдаю за его реакцией. Кретинка, что на тебя отыскало? На данный момент он махнёт ручкой и произнесет что-то в стиле: «Уинри, ты восхитительная, и вообщем моя наилучшая подруга, но у меня есть женщина!». Либо просто отодвинет ручкой а вечером сплавит в безумный дом, уверяя, что я разговариваю с воображаемым другом! Возможно, мои мысли отразились на моём лице – он немного улыбнулся и уменьшил расстояние до считанных мм – мы чуть соприкасались губками – и я, и он дышали уже более прерывисто – не знаю, что ощущал Эд, но то, что ощущала я, просто не поддаётся описанию. — Научу… — чуть уловимо шепчет он в мои губки, его дыхание приятно щекочет мне подбородок. Ни он, ни я не двигаемся – просто стоим. Столбняк, что ли? Он не выдерживает первым – его жаркий поцелуй требовательно обжигает мои губки, глаза невольно запираются, а язык просится туда, куда не надо. Наши языки сплетаются – неописуемое чувство, как будто меня уносит куда-то, небо путается с землёй, и всё равно, что будет, главное – чтоб это не прекращалось. Но он прерывает поцелуй – я обиженно смотрю в его коричневые глаза – там появилось что-то новое, что-то, чего я никогда ранее не лицезрела. Что это? — Я ещё кое-чему тебя научу… — шепчет он чуть уловимо. Пока я соображаю, что он имеет в виду, мои губки обжигает ещё один поцелуй, более страстный, более жаркий, а его руки скользят по талии, равномерно приподнимая ночнушку… Как-то неприметно даже для самих себя мы оказались на влажной, покрытой росой травке – и пусть, может, это как-то охладит нас. Он провёл языком по ключицам, потом переключился на шейку – ночнушка как-то совершенно неприметно слетела с меня – жаркий язык Эдварда переключился на грудь. Его руки скользили по моему телу, разжигая пламя, распаляя огнь…Он представлял один сплошной сгусток страсти и нежности, я никогда его не обожала так очень, как на данный момент, и он, кажется, испытывал то же самое – было уже не холодно, а нестерпимо горячо – обнажённые тела соприкасались – отлично, что в настолько ранешний час никто не услышит эти стоны – я ощутила, что он больше не сумеет вытерпеть – да я чувствовала то же самое – одно резкое движение, и… Оказывается, так просто стать единым целым… Так приятно… И совершенно не больно… Это умопомрачительно… Главное, быть к этому готовым… И всей душой обожать этого человека… Мы лежали на травке… Я временами поправляла ночнушку и отчаянно багровела, Эдвард обымал меня одной рукою и отстранённо смотрел в небо. — Эд… — тихо произнесла я, чуток приподнимаясь. Он перевёл взор на меня. — Эд, скажи, для чего ты это сделал? — я не свожу с него глаз. Он молчит, но глаза тоже не отводит. Что ему, ответить нечего, что ли? Да если б он произнес, что я сама попросила, мне бы не было так жутко! Ну не молчи же, пожалуйста! — Только возлюбленных людей учат чему-то принципиальному, воистину красивому и высочайшему, — ответил он с ухмылкой. — Люблю тебя. — Я тоже, Эд, я тоже… — тихо ответила я, и вдруг мир вокруг меня стал броским и разноцветным, всё заполнилось красками и смыслом, а в душе всё запело, как будто кто-то включил приёмник на полную громкость. Я лежала у него на груди и слушала мерный стук его сердца, ощущая себя нескончаемо счастливой… — Ты пойдёшь с нами? — серьёзно спросил Эд, не сводя с меня внимательных глаз. — Когда? — Завтра, в обед. — Знаешь, Эд… Боюсь бабушке придётся находить нового ассистента – ей уже незачем меня учить. А вот ты… У тебя мне многому стоит научиться…Ты ведь научишь меня всему, правда, Эд? -Научу! Он поцеловал меня в тыльную сторону ладошки и засмеялся. И я тоже засмеялась, и, казалось, что весь мир смеётся совместно с нами. А чего ж ему не смеяться? Он что, не умеет? Так я же всё могу сделать, и я… Я тоже научу…
|