Главная » 2013 » Апрель » 24 » Не важно, где мы Слэш яой

---

23:54 Не важно, где мы Слэш яой

Не принципиально, где мы.... — Слэш (яой) Katekyo Hitman Reborn! Персонажи: Бел/Фран.... Рейтинг: NC-17 Жанры: Слэш (яой), PWP Предупреждения: OOC, Ченслэш, Секс с несовершеннолетними Размер: Драббл, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Огромные изумрудные глаза, полные не поддающейся объяснению печали и безразличия, взором бегают по строчкам, которые ровненькими рядами поселились на белых листах новейшей книжки, что так заботливо держат тонкие руки, а пальцы осторожно переворачивают один прочитанный лист за другим. На мягеньких прядях волос, того же цвета, как и глаза, прекрасно играет теплый солнечный свет, который лениво пробирается в маленькую комнату через тонкие стекла дорогих окон. На большенном диванчике приятных кремовых цветов устроился иллюзионист, свесив ноги через локотники. Его взор то и дело устремляется на дверь, но сразу, как будто опомнившись, ворачивается на листы книжки, сюжет которой становится все более прогнозируемым. Тонкие брови малость сдвигаются, образуя маленькую морщинку на лбу, которая демонстрировала ту сосредоточенность, с которой юноша пробовал вдуматься в смысл прочитанных слов. Но мысли как будто столковались и напрочь отрешаются погружать его в мир, сделанный создателем, продолжают бродить около двери, которая уже через каких-либо пару, но очень длинноватых для Франа, минут с противным скрипом распахивается, чуть не слетая со старенькых петель, и впускает кое-чем недовольного парня с растрепанными, цвета сладостной карамели, волосами, в каких беспечно запуталась дорогая, но узкая роскошная диадема, на которой таинственно поблескивает маленькая россыпь драгоценных камешков. Форма, обычно прекрасно облегающая тонкие черты стройного тела, на данный момент была разорвана в почти всех местах и перепачкана пылью, смешанной с кровью, которая припоминает ординарную грязь. — Никакого почтения к царской персоне. Заставлять царевича разбираться с какими-то ничтожными червями. — Тихий глас припоминает шипение, а тонкие губки изогнуты в недобром оскале. По одному такому затрепанному виду Бельфегора можно сказать, что он очень утомился, но даже до мягенького дивана он проходит исконно гордой походкой, расправив плечи так, как будто идет по большой зале к собственному правильно ждущему трону, а толпы людей заворожено глядят на него, не осмеливаясь даже дышать. Но на данный момент на него устремлен только один взор, в каком можно узреть только безразличие, но не ожидаемый экстаз от вида царской личности. Наверняка, как раз подумав об этом, тонкие пальцы отпустили прохладную сталь ножика в броске, и из большой шапки, напоминающей голову лягушки с большенными очами и одетую на голову иллюзиониста, уже торчит пара ножей, которые здесь же летят на пол, дальновидно погнутые Франом. — Семпа-ай, все никак не могу осознать, чем все-таки вам так нравится членовредительство-о? – Книжка аккуратненько опустилась на маленький кофейный столик, что стоит перед диванчиком, а один из ножей вложен меж страничек, заменяя закладку. — Ты… — Глас малость дрожит от злобы при виде того, как обращаются с возлюбленными ножиками царевича, а пальцы сжимаются в кулаки. – Нахальная Жаба. Вялость мгновенно пропала, как будто резвым потоком ее смыли раздражение и злоба, и прохладная сталь касается белой кожи на узкой шейке иллюзиониста, а его семпай, тихо смеясь шипящим хохотом, нависает сверху, прижимая к мягенькой поверхности. — Бел-семпа-ай, да вы маньяк какой-то-о. — Даже в таком положении лицо Франа не выражает каких-то чувств, только резвые удары сердца могут выдать его волнение от близости царевича. — Заткнись, — шипит так близко к уху, наклонившись практически впритирку к безразличному лицу. Резвым движением ножика ткань на худеньком, даже тощем, торсе разрывается с глухим треском, а на гладкой коже остается красноватая полоса, в какой застывает на месте свежайшая кровь. Большая шапка откидывается куда-то в сторону, а прохладные пальцы здесь же начинают вырисовывать невидимые узоры, то и дело как будто случаем касаясь сосков, которые стремительно начинают затвердевать. Стараясь не демонстрировать сбившегося дыхания, изумрудные глаза расслабленно наблюдают за действиями царевича, а мысли стараются ухватиться за что-то, только бы не заострять внимания на начинающий разливаться под нехитрыми прикосновениями жар. Чтоб как-то отвлечься, Лягушонок тянет руку к кармашку брюк и достает оттуда очень огромное для его тонких пальцев кольцо, сразу одевая его. Пламя, переливаясь сиреневыми и фиолетовыми цветами, покрыло кольцо, и белоснежный маленький песок сменил мягкость дивана; однотонные обои пропали, медлительно, как будто сгорая, растворяясь на фоне дальнего неба и мягенький редчайших туч, рябью покрывших небесный простор. Набегающие на незапятнанный сберегал волны холодными движениями касались пяток, надвигаясь все выше до самого пояса и покрытые пористой пеной. Ошеломленный взор из-под челки окидывает море, что распростерлось за их спинами, позже Бел вопросительно глядит на Франа, который все так же лежит под ним, и подозрительно спрашивает: — Что это ты замыслил, Лягушка? — О, а семпай испугался-я? – Последнее слово тянется как сладкая тягучая карамель, как будто подчеркивая издевку в безразличном тоне. — Иди ты, — гласит без злобы и тянется к «молнии» на штанах собственного кохая, при всем этом покрывая его шейку и ключицы укусами, по которым позже проводит языком, как будто пес либо кошка, зализывая рану. Тонкие пальцы пробуют вызволить Лягушонка из брюк, но пряжка на ремне все никак не желает расстегиваться, и, недовольно шипя, он бесцеремонно решает их разрезать ножиком, как это уже сделал ранее с кофточкой. От прохладного прикосновения стали Фран содрогается, и большая волна здесь же накрывает их с головой. — Ты вообщем уже обнаглел?! – Злое шипение совершенно рядом с ухом, а тонкие пальцы пробуют возвратить на прежнее место диадему, которую чуть ли не смыл резвый поток. Не хотя гласить что-либо, иллюзионист худенькими руками обымает царевича за спину и прохладными губками прикасается к шейке, потом, слизывая безвкусные капельки воды, кончиком языка проводит невидимую дорожку до уха. Бел только усмехается и до конца стягивает штаны с мальчишки, позволяя маленькому песку прилипать к влажной белой коже. Обхватив Франа руками, он воспринимает сидящее положение, и Лягушонок, упершись коленями в колючий песок по обе стороны от царевича, малость дрожащими руками стягивает с него влажную футболку с разорванным после задания плащом и прижимается к роскошному телу, подушками пальцев скользя по гладкой, бархатистой коже на спине и губками совершенно чуток приметно касаясь острого плеча. Шипящий хохот смешивается со звуками набегающих на сберегал волн, которые то и дело ударяются об подставленную им царскую спину. Но Бел этого не замечает и, больно вцепившись одной рукою в плечо мальчишки, тонкими пальцами проводит под все еще одетой на иллюзиониста тканью повдоль выступающего позвоночника, царапая ногтями, и сходу 2-мя пальцами заходит в молодое тело, растягивая его. Зажмурив глаза, Фран стал покусывать узкую кожу на шейке царевича, оставляя красноватые следы от зубов, и зарылся пальцами в влажные пшеничные волосы, которые приятно пахнут сладостной карамелью. Из-под белоснежных, влажных песчинок стала пробиваться зеленоватая травка, покрытая маленькой росой; море, подобно пару, растворилось, как будто иссыхая в воздухе, и огромное, но юное дерево скрыло в тени своими большенными прекрасными листьями иллюзиониста с его спутником. Мягенький шелест травки и листьев под легким ветерком создавал необычную, ненавязчивую, но кое-чем очень чарующую мелодию. Прекрасные розовые и голубые, кое-где — желтоватые бутоны летних цветов начали раскрываться вокруг, образуя неповторимую собственной красотой маленькую поляну, руководимые фиолетовым пламенем, что так лаского кутает кольцо, которое то и дело желает свалиться с узкого пальца. — Для тебя еще не надоело фигней заниматься, земноводное? – Горячее дыхание обжигает кожу на ухе, и Лягушонок старается сдержаться, чтоб не поддаться бедрами навстречу проникающим в него пальцам. — Просто с вами очень скучно-о, вот я и решил попрактиковаться в иллюзиях, семп… — он не сумел договорить, прикусив губу и стараясь сдержать стон, когда пальцы, в конце концов, касаются той священной точки — и волна жара, перемешанного с крепким удовольствием, разносится по всему телу, заставляя дрожать. Естественно, все эти иллюзии необходимы только для того, чтоб отвлечься от всего этого нестерпимого возбуждения, которое можно узреть по издавна ставшему жестким члену, который на данный момент головкой упирается в животик царевичу, чем вызывает удовлетворенную усмешку у второго. — Что ж, если для тебя так не нравится… — Обширно улыбаясь, Бел встал и направился куда-то в сторону дерева, как будто зная, что выход там, а его пальцы больше не сжимает колечко тугих жарких мускул. Тяжело дыша, Фран встает, до сего времени облепленный влажным песком, и, поправив разрезанную кофточку на собственных худеньких плечах, на вид расслабленно, но снутри — с опаской и недовольством от неудовлетворенности, подходит к царевичу, оказавшись около огромного дерева. — Но, Бел-семпа-ай, вам ведь все равно не выкарабкаться без моей помощи из иллюзии, а у вас стои-ит, — облокачиваясь о древесный ствол и демонстрируя пальцем на штаны царевича, которые были тому очевидно тесноваты на этот момент, произнес он без особенных чувств, но, как обычно, издеваясь над своим семпаем. — Ты очень нахальная Жаба, — Шипит через стиснутые зубы и с силой придавливает собственного кохая к жесткому дереву, сходу разворачивая к для себя спиной. – Сам напросился, — с неким довольством, надуманно нежно произносят тонкие губки, и острый язык обводит контур уха, кончик которого еле приметно побагровел. Звук расстегивающейся молнии — и без излишних предупреждений жесткая плоть проталкивается в хоть и растянутый, но все таки узенький проход. Фран вцепляется руками в дерево впереди себя и прикусывает губу, из которой сразу начинает сочиться узкая струйка красной крови. Резкие движения, кажется, совершаются с огромным трудом, но, шипя подобно недовольной кошке, через несколько толчков в конце концов движения становятся более уверенными и глубокими, а по внутренней стороне бедер иллюзиониста стекают рубиновые капли крови. Бел схватил одну ногу Франа чуток выше внутренней стороны колена и поднял ввысь, пристраиваясь поудобней. Другой рукою он накрыл вцепившуюся ногтями в твердую кору дерева ладонь и стал кусать мочку малеханького уха иллюзиониста. Прозрачные капельки застыли в уголках изумрудных глаз, а все чувства сосредоточились на показавшихся на 1-ый взор грубых, но по сути — очень проницательных и ласковых движениях. Каждый толчок необычного ритма приносит поначалу нестерпимую волну боли, но сходу следом за ней – сумасшедшего, очень броского и одурманивающего удовольствия. Зная, что рассчитывать на царевича не приходится, Фран прикасается к собственному члену, огромным пальцем размазывая радиальными движениями по головке выступающие капельки смазки. Тихий стон срывается с тонких губ, и пальцы, обхватив возбужденную плоть в кольцо, начинают резвые движения от основания к головке. Мягенькая кожа на шейке иллюзиониста подобно шоколаду плавится под жаркими поцелуями мягеньких губ Бельфегора, который время от времени не способен сдерживать шипение, которым он прячет сладкие стоны. И, зарывшись носом в чуток влажный после иллюзии моря мех порванной куртки, прижимаясь к худенькому, но разгоряченному телу еще посильнее, он кончает в покладистое тело и, тяжело дыша, пытаясь привести мысли в порядок, кусает мочку уха Франа, который только через несколько секунд изливается в свою же руку, уже не способен сдержать протяжный стон и выгибаясь в спине подобно кошке. Разноцветные лепестки с окружающих их цветов покинули стволы и, гонимые усилившимся ветром, скрыли от их все другое, запутываясь в растрепанных волосах. А потом все, включая даже эти лепестки, пропало, растворилось на голубом фоне бескрайнего неба. Заместо земли появились белоснежные лохматые облака, за которыми кое-где вдалеке можно было узреть Италию. — Что за?.. – Бел вцепился в Лягушонка и придавил как можно поближе к для себя. – Какого черта ты творишь, Жаба?! Сильный ветер сдувал с их последние песчинки и мягенькие лепестки цветов; заместо слов на кольце Франа чуток посильнее вспыхнуло фиолетовое пламя — и огромное пуховое одеяло покрыло их, сохраняя в тепле от ветра. Прохладным носом он уткнулся в теплую грудь собственного семпая и, пока тот не лицезреет, еле приметно улыбнулся, обнимая в ответ стройное тело. Бельфегор не любит высоты, и эта иллюзия его выводит из себя, но даже если б это было не иллюзией, правдой, он бы все равно точно так же, как и на данный момент, закрыл бы глаза под скрывающей их челкой и безрассудно, но от всей души улыбаясь, услаждался теплом чужого тела. И не имеет значение, где они могут находиться, пока они совместно – все отлично, пока могут ощущать тепло другого рядом, слышать возлюбленный глас и вдыхать запах шампуня, который всегда будет смачно пахнуть едва на возлюбленном. Наверняка, царевич так прочно обымает собственного Лягушонка только только из-за боязни высоты, но даже на данный момент, когда все они в том же пуховом одеяле лежат уже на диванчике кремового цвета, он даже не задумывается его отпускать. Может, он заснул, не заметив пропажи иллюзии, а может, просто не желает замечать.

1 2 3 4 5 Просмотров: 402 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0