Главная » 2013 » Апрель » 25 » Первая в списках охотника

---

00:53 Первая в списках охотника

1-ая в перечнях охотника — Vampire Knight Персонажи: Кайен Кросс/Джури Куран, намёк на Зеро/Юуки, мимолетно ещё несколько персонажей Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Ангст, Драма, Психология, Философия, Вурдалаки Предупреждения: Погибель персонажа, OOC Размер: Мини, 9 страничек Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Насквозь пронзённые солнечными лучами газовые шторы лёгкими волнами трепетали в холодном дыхании вешнего ветра. Мягенький свет, нескончаемыми потоками льющийся мимо их из распахнутого настежь окна, падал прямо на заваленный тетрадями стол, колоритными бликами играя на исписанных чернилами клетчатых листах. Кусок акварельно-чистого неба в узком прямоугольнике рамы, фееричный запах расцветающей сливы умэ и гулкие клики соседских мальчиков так и приманивали вырваться на прогулку, но худой светловолосый ребенок, послушливо склонившийся над потрёпанными библиотечными книгами, продолжал старательно вырисовывать клыкастые рожицы на полях пожелтевших от времени страничек. Будущая контрольная по политологии вампиров была самым обыденным делом в школьной жизни Кайена Кросса и поэтому не вызывала у него особенного беспокойства. Пусть пока он ещё и не мог перечислить назубок имена, даты рождения и личные данные всех членов чистокровных семей, но зато уже точно знал, что царская фамилия Куран стояла первой в печатных перечнях... Хрустальные звуки рояля и нежное журчание скрипок сливались в мелодию древнего вальса. Шелестели парчой парящие подолы платьев, и наряженные пары плавненько кружились по сверкающему отраженным в нем пламенем свеч паркету. Превосходные певцы и актёры, выдающиеся политики и обладатели больших компаний – тут были только подлинные властители мира, в разгаре пышного бала сбросившие свои обычные маски, и эта ночь, вне всяких колебаний, по праву принадлежала только им – таинственно-прекрасным вурдалакам. И всё же, неизвестно для большинства, она стала торжеством начинающего охотника, его блестящим дебютом. Для совершенно ещё молодого Кросса приказ находиться тут в числе охраны был сродни особенной привилегии, заслужить которую ему, выходцу из другой страны, стоило воистину гиганских усилий. Вот оттого-то собранный юноша упрямо игнорировал навязчивое чувство угрозы, исходящее от гостей, изо всех сил стремясь оправдать оказанное ему доверие. Кайен отлично осознавал, что ни при каких обстоятельствах не должен отвлекаться на незначительные пустяки. Но для него это была 1-ая из схожих ночей, и поэтому он просто не сумел не увидеть, что Джури Куран оказалась самой прелестной из присутствующих дам... Затейливо сплетённые кроны деревьев были сплошь увешаны китайскими фонариками, и из-за этого мерцавший в мгле сад казался зеркальным отражением усеянного звездами неба. Суетящиеся перед домом слуги готовились разогнать сгустившуюся темноту колоритными росчерками фейерверков, сделав конец прекрасного праздничка воистину незабвенным. Но высочайший светловолосый мужик, прислонившийся к овитым лентами перилам летней террасы, не размыкал прочно сомкнутых век и оттого лицезрел только беспросветную тьму своей души. Симпатичный юноша с блестящим будущим либо искалеченный старик, издавна потерявший родных – Кайен никак не находил ответа, кем же он был по сути. Окаянная кровь старого вурдалака, выпитая прародителями охотников, иногда игралась злые шуточки с их потомками, и сейчас Кросс обязан был следить, как невозвратно уходят из мира все, кто был ему дорог. За спиной раздался чей-то мелодичный хохот, и угрюмый мужик резко обернулся, как будто получив удар хлыста. Среди шикарно обставленной, испещренной лепестками лилий и хризантем залы, в окружении бессчетных гостей стояли счастливо улыбавшиеся новобрачные. Свадебное торжество Куранов подходило к концу, и впереди молодожёнов ждало «особое угощение». Очевидно, прославленному охотнику было отлично понятно, что люди, желающие этой ночкой поделиться собственной кровью с вурдалаками, были неизлечимо больны, и воззвание оставалось их последней надеждой. Но даже и так он просто не мог осознать тех, кто добровольно выбирал себе схожую пародию на жизнь. И презрительно взирая на беспечно смеющуюся жену, в своём тончайшем расшитом золотом кимоно напоминающую магическую фею, мужик вдруг поразмыслил, что предпосылкой всему была та невинная краса, под личиной которой таились безжалостные чудовища. Это был 1-ый раз, когда Кайену Кроссу вправду захотелось совершить убийство... Сумрачный прохладный замок, насквозь пропахший тленом и плесенью, на 1-ый взор казался необитаемым, но в одной из его некомфортных сумрачных комнат, на фоне меркло мерцающего пламени камина, явственно чернела пара тонких силуэтов, скрючившихся друг напротив друга в старенькых обитых пыльным бархатом креслах. Вурдалак и охотник, эти двое были полными противоположностями во всём, не считая собственной нескончаемой, неизбывной тоски, что и свела их совместно. Их дружба, если только можно было именовать этим словом взаимную попытку хоть кое-чем заглушить пронзительную пустоту собственных душ, началась, когда чистокровный Шоутоу Исая нашёл израненного в битве Кросса и, или из жалости, а может просто от скукотищи, отдал ему несколько глотков собственной лечебной крови. Сколько бы Кайен позже ни жалел, что так и не успел умереть в грязищи придорожной обочины, вроде бы очень ни не мог терпеть собственного спасателя, прославленный охотник уже не мог длительно обходиться без общества этого вурдалака. И поэтому, хотя бы раз в неделю, непременно приезжал в родовое поместье чистокровного, медлительно проходил по пустым безлюдным залам, вслушиваясь в гулкое эхо собственных шагов, и в конце концов опускался в малюсенькое потёртое от времени кресло у тлеющего камина. Так они и посиживали часами, два потерявших смысл жизни мужчины, разделившие поровну свою боль, два живых покойника, издавна пережившие многие поколения друзей и близких. Исая полностью мог бы попросить охотника дарить ему настолько вожделенную погибель, но почему-либо никогда не пробовал сделать этого. Ну и Кайен, вроде бы нередко ни помышлял о самоубийстве, так и не отважился на настолько малодушный поступок. Ведь он как и раньше оставался заступником людского рода, несущим на собственных плечах бремя ответственности за чужие безопасность и благополучие. Вот если б только ему удалось стереть с лица земли всех кровососущих тварей, тогда он, может быть, и обрёл бы давно ожидаемую свободу. Чуток позднее, всматриваясь в лицо заснувшего на несколько 10-ов лет Шоутоу, Кросс вспоминал, как тот время от времени упоминал в дискуссиях чистокровную Джури Куран-сан. Её клан всегда стоял во главе вампирского общества, кому как ни ей надлежало первой пасть от его карающего клинка?... И Кайен отважился открыть свою свою, не согласованную с Гильдией охоту. Бесконечно-глубокое осеннее небо быстро светлело в лучах восходящего солнца, разгораясь вихрями багровых сполохов. Червонное золото клёнов момидзи пурпуровыми созвездиями рассыпалось в сухом прелом воздухе, пламенными искорками тая на фоне бледнеющих сумерек и оставляя после себя острое чувство рези в очах. Хотелось целую вечность пролежать вот так, забывшись в сумасшедшей погребальной пляске карминово-красных листьев, утонув в железном привкусе своей крови и горячей пульсирующей боли под сердечком, но распростёртый на прохладных камнях мостовой растрёпанный мужик вдруг услышал печальный мелодичный глас, побудивший его очнуться от абсурда: — Издавна не виделись, Кросс Кайен. Ты стал известен. Что все-таки вышло, что ты вдруг возжелал уничтожить меня? Ты ведь знаешь, я никогда не делала ничего, что могло бы поспособствовать возникновению моего имени в перечнях охотников. Кайен через силу принудил себя оторваться от созерцания опадающей листвы и заглянул в молочно-белое лицо склонившейся над ним хрупкой, закутанной в шёлковую накидку, дамы: — Клан Куранов представляет ядро общества вампиров... Я задумывался, что если убью вас, то смогу избежать собственной судьбы... Больше не было обстоятельств врать. Ему так и не удалось выстоять в битве, самонадеянно затеянной против себя и целого мира – так для чего продолжать притворяться сильным. Не честнее ли в конце концов признать своё поражение? — Я ожидала, что в один прекрасный момент ты скажешь чего-нибудть схожее, — грустно призналась чистокровная. — Прости, что ранила тебя, защищаясь. Очень моментальным было нападение, мне не хватило времени, чтоб сдержать свою силу... Ещё и поэтому, что сейчас я ношу внутри себя ещё одну жизнь, которую необходимо защитить во что бы то ни стало, — дама заботливо сложила роскошные ладошки на животике. Прозвучавшие из её уст слова не несли внутри себя опасности либо издевки, а в смелом, пронизывающе добросовестном взоре тёмно-янтарных глаз не было жадного азарта хищника — только искреннее желание осознать и посодействовать. Это неожиданное открытие поразило охотника собственной слепящей нелогиченостью: — Я попробовал уничтожить тебя. Почему ты не хочешь сделать то же самое со мной? Очаровательная царица вампиров вспыхнула, как будто мужик только-только отвесил ей пощёчину: — Не задумывалась, что ты будешь глядеть на меня так, как будто я что-то из ряда вон выходящее. Поправде, я специально сбежала из-под присмотра Харуки и других, чтоб побеседовать с тобой. И вообщем! – вампиресса в один момент вскочила на ноги, взирая на ошарашенного Кросса с праведным негодованием незаслуженно обиженного ребёнка, — Закончи гласить о всех вурдалаках, как будто об исчадьях ада, которые распространяются, подобно вирусным микробам! Дурачина! Ведь вот и правда, наверняка, ты какой-либо кретин! – казалось, возмущению чистокровной не будет конца, но вдруг рядом с нею появился зияющий ухмылкой тёмноволосый мужик, в каком Кросс одномоментно вызнал короля Курана. И раскрасневшаяся Джури, всего пару мгновений вспять напоминавшая малеханького сердитого ежа, с заливчатым хохотом кинулась в распахнутые объятия супруга – такая жива и реальная, невзирая на целых три тыщи прожитых лет, и еще более гуманная, чем бездвижно сидячий на земле охотник. Утреннее солнце, лениво всплывшее над крышами спящих домов, окрасило мир в изумительные розовые тона, а Кайен Кросс опоздало понял, что только-только совсем и окончательно втюрился с первого взора... Джури любила цветочки, и родовой дом Куранов практически тонул в их пышноватом благоухании, смешанном с запахами жаркого шоколада и свежеиспечённой сдобы. Чтоб подданные не сочли неприемлимой настолько по-домашнему уютную атмосферу жилья царственных повелителей, гостей по распоряжению Харуки сразу отводили в просторную приёмную залу либо в его шикарный кабинет. Вошедшего церемонно усаживали на почётное место за низким столиком, и пока гостеприимно улыбающаяся царица самолично разливала по чашечкам изумрудную воду чая Гёкуро, её супруг приветливо, но всегда подчёркнуто обходительно уточнял причину нанесённого им визита. И смущённый гость, прямо до этой минутки беззастенчиво-жадно упивавшийся близостью незапятанной крови, вдруг чувствовал необычную неловкость и, торопливо принеся обладателям сострадания по поводу неожиданного сумасшествия их старшего брата, торопился перейти к делам и убраться восвояси. Только немногие избранные были допущены в заботливо оберегаемый мирок малеханькой семьи, и всякий раз, заходя в хорошенькую светлую гостиную второго этажа, Кросс вновь поражался оказанному ему доверию. Всё в этой комнате, начиная с узорного ковра, испещренного плюшевыми детскими игрушками, и заканчивая нежно-коралловым оттеноком стенок, увешенных крошечными мозайчатыми зеркалами и портретами в золочённых рамочках, было овеяно мягенькой мерцающей аурой любви и заботы. Охотник бывал тут нечасто, внутренне боясь, что его иссохшее сердечко может случаем не выдержать ненавязчивого тепла чужого дома, и всё же проведённые у Куранов часы постоянно оставались для него самыми счастливыми в заполненных осточертевшей службой буднях. Они с Джури много гласили о школе, в который нашлось бы место и для человечьих и для вампирских отпрысков, а ещё чистокровная повсевременно уговаривала Кайена продолжать жить. — Всегда есть то, что можно поменять! – пылко уверяла она. – Ни одно наше усилие не теряется в пустую. Сотки людей до тебя посещали эти же ужасы и сомнения. Тыщи следующих поколений будут биться, чтоб выполнить твои планы и надежды. Нескончаемо изменяясь, наши судьбы вновь и вновь повторят сами себя, и даже если на данный момент ты не способен сломить сложившийся порядок вещей, когда-нибудь новенькому для тебя непременно получится это сделать. Мужик на миг заглянул в бездонные с ореховыми крапинками глаза чистокровной: — Там, откуда я родом, не веруют в переселение душ... — Я говорю не об этом! – тонкие пальцы Джури быстро пробежали по кнопкам малеханького фортепиано. – Может быть, для тебя будет трудно осознать, ведь по сопоставлению со мной ты ещё так молод. Потому просто доверься мне и попробуй сделать «круги на воде». Никогда не оставайся только безучастным зрителем. Дама отвернулась от инструмента. Харука и Канаме увлечённо строили на полу дворец из разноцветных кубиков, и во взоре, который чистокровная устремила на забавно щебечущего сынишку, Кроссу почудилось глубоко затаённое страдание. Вот тогда он и отважился в первый раз последовать совету Джури – просто для того, чтоб попробовать воплотить в жизнь её мечту... Тихий напористый стук повторился, и Кайен поторопился впустить незванного гостя под кров. Гладкая латунь ручки выскользнула из хватких пальцев бывшего охотника под напором разбушевавшейся метели, и входная дверь с треском распахнулась, открыв за собой чёрный, как будто шахта заброшенного колодца, проём и две хрупкие фигуры, пытающиеся удержаться на ногах в гневных порывах ледяного ветра. Мужчине хватило всего 1-го взора на безжизненно-белые, как будто вылепленные из сверкающих хлопьев снега, лица малышей, чтоб осознать правду. Но он не поверил и продолжал упорно опровергать её, пока не услышал доказательство собственной страшной гипотезы. Всё было кончено. Его Джури... погибла. Погибла навечно — этой правды не могло отменить даже чуть распечатанное письмо, в каком чистокровная, как обычно напористо, приглашала навестить их с Харукой на выходных. Она погибла. И хотелось впиться в собственное тело зубами, до крови расцарапать для себя шейку и щёки и кататься по полу, завывая как будто одичавший подстреленный зверек. Кайен так бы и сделал, наверняка, но в примыкающей комнате тихо посиживала крохотная девченка, а прямо перед ним, обхватив ладонями узенькие плечики, однообразно раскачивался на стуле бледноватый как сама погибель ребенок, сухим, как будто потрескивающие в камине поленья голосом описывающий шокирующие подробности смерти собственных родителей. Кросс знал, что сейчас Канаме обречён. Первенец Куранов был должен возвратиться в принадлежащий ему по праву рождения мир крови, и Кайен был не способен этого поменять. Когда узкий силуэт юноши безо всяких следов пропал в ночи, растворившись за порогом в водоворотах снежной пурги, ректор, пошатываясь, возвратился в гостиную, где как и раньше посиживала малая дочь правителей, недвижная, как будто вылепленная качественным мастером фарфоровая статуэтка. У мужчины на миг закружилась голова: из глубины кожаного кресла на него молчком смотрела уменьшенная копия Джури, причина её трагическогой кончины. Казалось, можно было даже поймать солнечный запах пролитой дамой крови, исходящий от тёмных лохматых волос... Кайен резко вздрогнул, поймав на для себя испуганный взор ребёнка, и скинул охватившее его наваждение. Проходя по корридорам академии, он каждый денек лицезрел играющих младшеклассников и всегда изумлялся излучаемому ими счастливому упоению бытиём. Но в обширно распахнутых очах сжавшейся напротив него малышки плескался только непомерный всепоглащающий кошмар, и это поразило охотника в самое сердечко. Он осторожно приблизился и погрузился рядом с ней на колени, силясь подобрать нужные слова. Но что можно было сказать пятилетней крохе, потерявшей всё ещё в самом начале собственного актуального пути? — Ты знаешь, что по сути все девченки, это принцессы? – глас ректора внезапно дрогнул, – Ты не будешь против, если с этого момента я буду именовать тебя Юуки, моей ласковой принцессой? — в первый раз за все прожитые годы Кросс ощутил прилив непонятного трепета, в один момент поняв: сейчас он сделает что угодно, только бы защитить этого ребёнка... Толстая материя половиц надёжно заглушала по-кошачему мягенькие шаги растоптанных домашних тапочек, но счастливый владелец побитой молью меховой пары обуви с замиранием сердца ждал, что вот-вот будет раскрыт. Животная пластика его грациозных движений плавненько сливалась с окружающим полумраком, и только тень от ночного колпачка плотоядно скользила по густо-синей в призрачном лунном свете стенке корридора. Когда до настолько вожделенной цели осталось всего несколько покрытых плотным слоем ковролина метров, мужик хищно ухмыльнулся, осторожно поправив на переносице проволочный ободок очков, и, набравшись смелости, сделал последний быстрый рывок к полуоткрытой двери, прокричав: — Улыбочку! – прямо за его веселым криком раздался резкий щелчёк, сопровождённый ослепительной вспышкой, позже тоненький девчачий визг, закончившийся громоподобным звуком падения – и, в конце концов, всё стихло. — Для тебя ещё не надоело? – расслабленно уточнил ломкий мальчишеский глас из-за обширно раскрытого печатного пособия по химии. – Мне, естественно, всё равно, но не удивляйся, если такими темпами твоя дочь в один прекрасный момент заработает нервный тик, — и Зеро, как и раньше прикрываясь зажатым руке учебником, полез доставать закашлевшуюся Юуки из-под стола. — Ректор, почему вы не сможете хоть раз сфотографировать нас обычным методом? – сурово спросила порядком помятая девченка, усаживаясь на своё место. – О, нет! Сейчас мне придётся переписывать всё поновой! – в отчаянии добавила она, разглядывая надорванный листок с домашней работой. — Папочкой зови! – задохнулся слезами Кросс, картинно заломив руки к свежепобеленному потолку. Но, заметив, что сей достойный шекспировской катастрофы жест не произвёл на его малышей подабающего воспоминания, Кайен стремительно переключился: — Ты же знаешь: Зеро-кун таковой ожесточенный и никак не позволяет мне его сфотографировать. — Но! — сероватые глаза за стёклами очков триумфально блеснули, — В сей раз у меня, кажется, вышло! — Что?! – взревел наследник клана Кирию, отшвыривая книжку и быстро кидаясь к собственному победно зияющему опекуну, от чего Юуки с жалобным писком снова скатилась под стол. — Зеро-кун, Зеро-кун, не будь таким букой, – умоляюще протянул мужик, для надёжности закрываясь припрятанным за пазухой лоскутным медвежонком. — Ну же, возврати мне камеру. — Ни за что! – сурово отрезал взбешённый ребенок. – И если вы немедля от меня не отойдёте, я выкину её в окно! Кайен горестно вздохнул, но послушливо отступил к двери, страдальчески следя, как из его фирменного аппарата пробуют извлечь плёнку. — Да в чём здесь дело?! – через полминуты мальчишка, к собственному разочарованию, был обязан признать, что ему почему-либо никак удаётся разобраться в устройстве необычного прибора. — Не нужно так волноваться. Просто сейчас я решил подстраховаться и взял полароид, — прошлый охотник невинно помахал у себя перед носом проявляющимся снимком и, боком проскользнув в корридор, ринулся на утёк, прочно сжимая подмышкой медвежонка, и подгоняемый гневным рыком собственного приёмного сыночка. В такие моменты ректора черезвычайно веселило, что Юуки ещё не научилась отличать клики вампиров от человечьих. А чуток позднее, любовно устанавливая уже готовую фотографию в рамочку, Кросс не сумел сдержать удовлетворённой ухмылки. Ему вправду удалось изловить на уникальность успешный кадр: выглядывающий из-за блестящей обложки учебника вихрастый чуб пепельных волос и два расширившихся в испуге коричневых глаза вышли на удивление отлично. Так случилось, что Кайен увлёкся фото сходу после смерти Куранов – так поразило его то, что у него совершенно не осталось их снимков. И сейчас мужик стремился запечатлеть каждое, даже самое обыденное мгновение из жизни собственной неспокойной семьи. Первой семьи, которую он сделал сам... Семьи, на которую он так никогда бы и не отважился, если б не Джури. Сотки малеханьких солнышек небезопасно сверкали, преломляясь в острых гранях битого стекла. Игриво поблескивая поверх слоя кирпичной крошки, извёстки и древесных щепок наполовину развороченной рамы, они мешали рассмотреть, что чуть отшумевшая битва за академию окрасила жёлтый ворс ковра в бурый цвет. Сухой шелест бумаги, тихий железный гул цепочки и последовавшее прямо за ними яростное восклицание одномоментно потонули в грохоте обрушившегося стеллажа, и Кайен метнулся вперёд, закрывая собой обмякшее тело противника от посыпавшихся на их сверху полок. Со стороны Гильдии было черезчур наивно поручить его конвой всего одному человеку, но прошедшие шестнадцать лет, похоже, успели начисто стереть из человеческой памяти былую славу величавого охотника, что сейчас и сыграло ему на руку. Ректору потребовалось чуток подольше секунды, чтоб возвратить для себя свободу: довольно было только неосмотрительно выронить тяжёлую папку с документами прямо под ноги собственному самонадеянному стражу, кратко шагнуть вспять на лево, пока тот не успел понять происходящее, и, наощупь схватив со стола маленькое мраморное пресс-папье, резко нанести ему сильный, без замаха, удар точно за ухо. Его сторож, к собственной чести, попытался-таки в последний миг уйти от внезапной атаки, но здесь же свалился без сознания, врезавшись всем корпусом в высочайший настенный стеллаж. Погребённый под обвалившейся конструкцией Кросс терпеливо подождал, пока его онемевшее плечо обретёт чувствительность, а окружающие предметы возвратят для себя былые очертания, и позже осторожно извлёк обездвиженного неприятеля из-под завала. Ключ от наручников нашёлся у того в правом кармашке куртки, и сейчас у Кайена было как минимум 10 минут, чтоб собрать всё самое нужное и пропасть из академии в неопределённом направлении. Перетащив грузное тело охотника на стоящий в углу диванчик и защелкнув на его запястьях железные браслеты, ректор пристально оглядел повергнутую в кавардак комнату. Единственным, что осталось тут стопроцентно целым, был, как ни феноминально, его многострадальный письменный стол. Все другое оказалось перевёрнуто либо разбито залетевшими сюда в процессе битвы ледяными глыбами, прозрачные осколки которых сейчас медлительно таяли, перемешавшись посреди груды разномастных книжек и надтреснутых досок с останками хрустальной люстры. Через прорванные гардины и разбитое окно показывался покрытый сверкающим пеплом двор. Блестящие на земле пятна можно было бы принять за свежевыпавший снег, если б не разбросанные здесь и там обрывки одежки тех, кто сейчас обратился в серебристую сажу. Следы боя были всюду: академия Кросса, заботливо возведённое им с Джури малюсенькое королевство, лежала в руинах, и сейчас, когда у Кайена пропала последняя связь с чистокровной, их история тоже подошла к собственному концу. Вдали по мощёной парковой дорожке стремительно шагали прочь две фигуры: хрупкая девичья всё время оглядывалась на полуразрушенное здание учебного корпуса, но 2-ая, повыше, уверенно увлекала её за собой. И, зачарованно следя, как лёгкой змейкой вьются длинноватые пряди каштановых волос за спиной Юуки, ректор вдруг поразмыслил, что он никогда и не пробовал биться за своё счастье. Ведь он уже издавна был должен нарушить данное Канаме слово, рассказав девице всю правду о её прошедшем, и позволить ей самой сделать выбор меж людской и вампирской сущностями. Должен был вынудить Зеро пить не из дочери, а из себя, и лично спасти отпрыска, хоть каким оковём добыв для него крови Хио Шизуки. «Сражайся, — когда-то говорила охотнику царица Куран, — Сражайся!» — но он просто смирился, безвольно следя, как весь их мир рассыпается прямо у него на очах. Юуки, Зеро... и Джури – на данный момент, когда Кайен добровольно отрёкся от всех, кого обожал, у него больше не осталось ничего, не считая собственных эмоций к ним. И неотрывно смотря на юношу, вносящего по ступеням крыльца тело собственного покойного брата, Кросс в первый раз в жизни ощутил себя предателем... Взбитые сливки туч лениво скользили по льдистой глади зимнего неба, пенясь в ягодно-малиновых лучах заката. Проникающие в залу пучки света фиолетовыми пятнами стекали по кремовому мрамору подпирающих пол колонн, колоритными искрами горели в прозрачных чешуйках стенных витражей, переливались в воздухе золотистыми пылинками, что тихо оседали на загадочно мерцающую поверхность древнего зеркала. Кайен застыл, сокрытый за складками шикарного занавеса, скупо впиваясь очами в отражение юный девицы, как будто надеясь впитать в себя родные черты, и неосознанно комкал пальцами край вышитой материи. — Я приму обязанность помогать тем, кто желает расстаться с жизнью, — Юуки в зеркале уверенно поглядела на стоящего перед ней Шоутоу. — Вспомните обо мне, когда придёт ваше время, — её слова пронеслись по комнате гулким эхом, рассекая многолетнюю тишину старого замка. — Но ты... ты ведь должна обдумывать, что, придя сюда и сказав схожее, и сама рискуешь расстаться с головой... – c расстановкой произнёс Иссая. — Разве нет? Миг – и Айдо Ханабуса безгласной тенью появился меж беседующими, закрывая свою госпожу от вероятной угрозы. Невидимый для других, Кайен натужился, ждя, что все-таки последует за этим, но Юуки вдруг отстранила юношу, прокричав: — Айдо-семпай, всё в порядке! Она взметнула на владельца замка непреклонно-прямой взор огромных чайных глаз, и даже помутневшая от древности зеркальная грань не смогла скрыть играющие в их солнечные брызги: — Если таким макаром мне получится сохранить жизнь хотя бы одному существу, это будет того стоить! – переливчато-нежном голосе Юуки прозвучала прохладная сталь. — Я не могу и далее оставаться просто наблюдателем. Что бы что-то поменять, я должна начать действовать! Кайен как на данный момент помнил, как его когда-то потрясла неописуемая готовность Джури жертвовать своим покоем, счастьем, даже жизнью во имя тех, кого она обожала, ради того, во что веровала. Тогда это показалось мужчине так поразительным, что он даже не нашёл внутри себя сил позавидовать ей — просто попробовал поступать так же. И только сейчас, спустя столько лет, в охотнике зародилась надежда: может быть, у него всё вышло. «Мы — это те, кто остается после нас...» — такой был завет Джури, которому она следовала так безупречно просто, как будто он был частью её самой. Юуки приходилось еще труднее, в её распоряжении не было ни трёх 1000-летий мудрости, ни такого же глубинного осознания самой себя — и всё же, Кросс ни с чем же не сумел бы перепутать выражение жаркой убеждённости, осветившее её ещё по-детски доверчивое лицо. — Эта девченка росла, следя за тобой, и брала с тебя пример, — вдумчиво вымолвил Иссая, когда за его незваными гостями закрылась дверь. – Так удивительно, а мне никогда и в голову не приходило хотя бы попробовать сделать круги на воде. Погружённый в свои мысли, глава охотников увидел пришествие ночи, только когда уже добрался из поместия Шоутоу до городка Гильдии, а на тёмном бархате небосклона расцвело целое поле белоснежных ромашек. Но из малеханькой камеры без окон, в какой допрашивали потомка семьи Айдо, не было видно звёзд – только меркло мерцающие шарики электронных ламп. И вроде бы Кайен ни старался, в их неясном свете оказалось просто неосуществимым рассмотреть выражение аметистовых глаз Зеро, сдавленно произнёсшего: «Куран Юуки...» Всего два слова – но ректору показалось, что перевернулся целый мир. Все эти месяцы мужик вправду считал, что юноша терпеть не может бывшую подругу юношества, ненавидет настолько пламенно, что вожделеет её погибели. Кросс не колебался в намерениях отпрыска ни на один миг, ведь и сам сполна узнал бессильную удушающую ярость, что чувствуещь, только когда судьба совсем загоняет тебя в тупик, и которую, кажется, нереально вытеснить ничем, не считая жажды мести. Парень вправду мог бы уничтожить Юуки там, на кладбище – какое дело растерзанной болью душе до чьих-то несуразных договоров о мире. Либо бросить израненную даму на земле и скрыться, никем не увиденный, позволив вурдалакам самим решать свои трудности. Но Кирию поступил по другому, и Кайен с содраганием сообразил: злосчастный мальчишка в который раз повторяет его судьбу. А ещё величавый охотник был совсем уверен, что знает, как конкретно смотрелась Юуки, в первый раз предлагая названому брату собственной крови – ведь Зеро был уже не первым, кто попал под силу обжигающе-солнечного взора чистокровной из рода Куран... Тонкие веточки сливы хлёстко стегнули по лобовому стеклу патрульной машины, когда та на полном ходу влетела во двор Гильдии, взбудоражив дежурных охотников и подняв в воздух стайку плескавшихся в луже воробьёв. Кайен выпрыгнул из кабины на мощёный гравием двор, разминая затёкшую от долгой дороги спину, и обернулся на роскошные стволы умэ, свободно раскинувшиеся у парадных ворот. Штаб охотников находился на тыщи киллометров южнее Академии, потому снег тут уже издавна сошёл, а ветки деревьев были сплошь усеяны крапинками налитых соком почек. Пройдёт всего пара дней, и из их брызнут винно-красные бутоны, а весь этот угрюмый город, с нескончаемой сетью пустынных улиц, безликих сероватых домов и неприступным зданием Гильдии посредине, заискрится в потоках невыразимо-сладкого запаха, заполыхав россыпями пунцовых лепестков. А позже остается подождать совершенно малость, и, как будто возвещая конец зимних холодов, распустятся персик и сакура. «Всё повторяется, — произнесла Кайену Джури в один прекрасный момент. – Нескончаемой вереницой сменяют друг дружку сезоны, погибают и вновь подымаются из пепла цивилизации. Столько лет ты неудачно ищешь смысл бытия, полагая, что на тебя возложена особенная, уникальная по собственной значимости миссия, но ты ошибаешься. Взгляни пристально: ведь даже мысли, что ты самоуверенно считаешь своими, в большинстве случаев унаследованы от других. Все мы – часть чего-то целого, и ты не сможешь вырваться из этого круга. Единственное, что для тебя по силам — просто жить, порождая новые надежды и иллюзии, так означает живи! Живи и веруй, что те, кто придут после, смогут довести до конца незавершённые тобой планы, претворят в жизнь каждую невоплотившуюся мечту» Шофер открыл двери кузова, и Кросс посодействовал дочери выкарабкаться наружу. Принцесса просто соскочила с подножки и, знобко поёжившись под узкой тканью пальто, обернулась на недвижную фигуру Айдо, горестно сгорбившнгося в глубине машины. В выразительных очах Юуки плескалась безысходность, то, чего охотник не вожделел собственной девченке ни при каких обстоятельствах. Отпуская её с Кураном прошлой зимой, мужик только возлагал надежды, что сейчас она, в конце концов, вернётся в собственный реальный дом. Но, вроде бы очень ректору ни хотелось оборотного, похоже, её дела с Канаме издавна уже стали намного труднее, чем были ранее. А в несвязных словах, которыми Юуки всего несколько часов вспять умоляла позволить ей последовать за совершившим убийство братом, звенела только отчаянная слабость, и поэтому Кросс никак не мог избавиться от назойливо преследующего его вопроса: обожала ли женщина собственного жениха по сути? И отчего те взоры, что она кидала на Зеро во время не так давно бала, были полны настолько неприкрытой тоски? «Всё повторяется... Любая несбывшаяся надежда, всякое непрожитое чувство – всё повторяется» И смотря, как на фоне по-весеннему незапятнанного неба сверкающей паутинкой сплетаются ниточки волос чистокровной принцессы, Кайен в первый раз позволил для себя неописуемо несуразную, малость безрассудную и совместно с тем необычно ординарную в своём доверчивом эгоизме идея: ничего не поменялось. Только время сменило декорации, и сейчас, когда пьесу его жизни играют другие актёры, у его с Джури сказки всё же вероятен счастливый конец. Конец. *** Гёкуро – элитный сорт зелёного чая, самый дорогой из японских. Момидзи — либо момиджи – японские клёны. Осенью листья получают жёлтые, ярко-красные и даже практически фиолетовые тона. Умэ – сорт сливы. Цветёт в самый разгар февральских холодов белоснежными, нежно-розовыми и (у декоративных видов) практически красноватыми лепестками. Юуки – напомню, что имя главной героини «Рыцаря-вампира» переводится с японского как «нежная принцесса». 10/05/2011 г.

1 2 3 4 5 Просмотров: 427 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0