Главная » 2013 » Апрель » 25 » Пока стоит этот город

---

01:05 Пока стоит этот город

Пока стоит этот город — Комиссар Рекс Персонажи: Мозер, Бек, Рекс Рейтинг: G Жанры: Джен, Романтика Размер: Мини, 9 страничек Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Моим друзьям, которым и с которыми было отлично в этом мире Создатель от всей души признателен всем создателям телесериала «Комиссар Рекс», Стреке за веб-сайт «Комиссар Рекс и все-все-все…», Тигренку за created flash movies и просто Ирке, которая издержала много времени и сил, чтоб примирить авторский поток сознания с принятыми нормами литературного изложения ПОКА СТОИТ ЭТОТ ГОРОД It’s a World of Laughter and a World of Tears, It’s a World Hope and a World of Fears… (Песенка из школьной программки) 1 Ответственный за безопасность на проходящем в Вене CHAGS — 201.., Кристиан Бёк шел коридорами Института культурной и социальной антропологии. Конгресс был вправду презентабельным – тут можно было повстречать посланцев многих на-родов, населяющих Землю и, наверняка, все людские типы, попадающиеся на ее дорогах, от полностью обыденных людей до странных личностей, смахивающих на го-родских безумных. «Забавный народец эти этнологи-антропологи, – задумывался Бёк, – и безобидный в общем-то», – на уровне мыслей добавил он, вспомнив на удивление маленький перечень претен-дентов на роль в Конгрессе, не получивших разрешение на заезд, и жутковатые предметы, которые не пропустил в страну он. Копья и стрелы со следами каких-либо ве-ществ на концах, чучела и мумии животных, высушенные людские головы – они остались ожидать собственных хозяев в хранилищах на таможне. Другие участники Конгрес-са умоляли и стояли на коленях, другие угражали сетовать на него в ЮНЕСКО, дескать, никакие фото артефакта не поменяют. Но Бёк был непреклонен. В огромных и малеханьких залах читали доклады, демонстрировали киноленты, проводили «круглые столы». Из аудиторий иногда доносились странноватые звуки – стук барабана, визг каких-либо неизвестных инструментов, однообразное бормотание, уханье, свист – шли семинары. В целом в здании было практически тихо. Коридоры и фойе были пусты. Перерыв в заседаниях начался – вся эта различная, разновозрастная и пест-ро одетая публика вышла в фойе покурить и поделиться впечатлениями. Ученый мир общался вовсю – люди знакомились, собирались в группы, спорили, смеялись, жести-кулировали. Где-то пели и приплясывали. Проходя мимо группы спорящих юных людей, Бёк услышал шутливую реп-лику в собственный адресок, улыбнулся и тормознул рядом с ними. «Не могу до конца осознать, для чего вы все это исследуете? Европейцы, америкосы, ну и все другие никогда не возвратятся к лукам и стрелам, а ваши сборщики и охот-ники меняют копья на винтовки, лошадок на джипы, для связи пользуются мобильни-ками, при первом комфортном случае переселяются в городка… Своим неумеренным вни-манием вы морочите голову и им, и цивилизованным людям…», – произнес он. Звонок. Перерыв завершился. Молодежь двинулась из фойе. Проходившая мимо Бёка последней, женщина в майке с символом Конгресса, взглянула на бейдж и останови-лась. Просто обрывать разговор, обижать человека, работающего днями, обеспечивая безопасность всего этого праздничка, полностью даже и нелишнюю в наше типичное время, ей не хотелось, ну и культурная антропология запросила поддержки. Кропотливо подбирая слова чужого языка, она произнесла, что все не совершенно так, что познания излишними не бывают, что мы и они, хотя и живем на одной Земле – но в различных мирах, и нужда-емся в опыте друг дружку, что цивилизация почти все заполучила ценой существенных по-терь, и сейчас, давая возможность охотникам и сборщикам приобщиться к ней, у нее есть шансы испытать опять обрести забытое. «Безопасность» скептически хмыкнул. Спорить в таких случаях никчемно, да и совсем расписываться в не-умении защитить возлюбленную науку ей не хотелось. – Каждый судит о подходящем и ненадобном со собственной позиции. Наш мир, окончатель-но победивший природу, немощен перед временем, текущим исключительно в одну сторо-ну. Все, что выходит за границы его осознания, человек именует «паранормальными явлениями», а эти пределы им самим и определяются. Мир собирателей и охотников – един с природой, включает огромное количество уровней, связь с которыми цивилизацией утеря-на, там «паранормальные явления» теряют приставку «пара», люди живут одновре-менно в почти всех мирах, кое-где Место движется во Времени, кое-где Время в Пространстве… Низкий седоватый человек поглядел на нее с энтузиазмом. Она добавила прими-рительно: «Мне очень жалко, но работа сталкивает Вас с вещами ужасными, но полностью обыкновенными и понятными. Вам не нужно разъяснять их себе». «Безопасность» улыбнулся: – Все может и так, но ты еще не достаточно знаешь этот мир, культурный антрополог, и потому в чем либо ему отказываешь… Сядь-ка, все равно ты уже запоздала… 2 Рождественский вечер. Наряжены елки, куплены последние подарки, изготовлены либо приняты приглашения. Осталось только погрузиться с головой в это предпразднич-ное настроение. Прошлый гонщик, прошлый полицейский, а сейчас – охранник на кладбище, Кристиан Бёк издавна окончил работу. Он никуда не спешил, брать подарки бы-ло некоторому, приглашений он не делал и не получал, а дома его ожидал только телек. Радости, печалься, одиночества он уже издавна не испытывал – только обычное без-различие: так – означает так, бывали и другие времена, и другие рождественские вечера. По-разному складывалось. Жизнь есть жизнь. Равномерно стала накатывать тоска. Глухая прохладная тоска прибывала как прилив и затопляла существовавшие снутри Бё-ка и отмель безразличия, и практически скрывшийся в песке времени камень вины и боли. В дверь решительно постучали. «Даже любопытно, – поразмыслил Бёк, – кто и за-чем?», – и пошел открывать. Мелькнувшая на лице Бёка отчаянная детская удовлетворенность сменилась тягостным выражением. Он сообразил, что сходит с разума. Перед ним был застреленный на его очах, похороненный и позабытый комиссар Венской милиции Рихард Мозер. Его друг. Рядом с ним – Рекс, германская овчарка, работавшая с ними на равных в Отделе по расследова-нию убийств. * * * Горячий летний денек. Группа Мозера расследовала происшествия смерти де-вушки, убитой без видимых обстоятельств. Опрошены 10-ки людей, просмотрены груды прошедших дел. В поле зрения попал человек неясных занятий, не отрицавший, что знал убитую через ее подружку, дочь его погибшего компаньона. Эта женщина тоже была до-прошена, подтвердила, что незадолго до происшедшего познакомила их. Старенькый друг отца учил ее водить машину, малость – отрисовывать, малость – разбираться в людях, чи-тать по невольным жестам, движениям и выражению лица их мысли и настроения, рас-сказывал достойные внимания, иногда жутковатые истории. Она нередко приходила в студию, так он называл огромную комнату в древнем доме, где он отрисовывал и делал какие-то странноватые композиции из отысканных на свалках предметов. Как-то познакомила с ним и свою подружку, капризную и взбалмошную, не умевшую ни слушать, ни глядеть… Первую встречу с милицией женщина помнила отлично: незнакомый юноша по-дошел к ней неподалеку от дома, произнес, что им нужно побеседовать. На секунду ей показа-лось, что он… Он стремительно взглянул на нее и, ухмыльнувшись, ехидно покачал в воздухе полицейским жетоном. Из его вопросов она стремительно сообразила, кого он подозревает, но виду не подала. Выдержка не подвела ее и во время последней встречи. И сейчас на задававшего вопросы Мозера она смотрела расслабленно, взяла карточ-ку: «Да, естественно, если что вспомню, непременно позвоню». Вспоминала, вспомнила… но не позвонила. Решила во всем разобраться сама. * * * Каждый шаг этого малоприятного нелюдимого человека был кропотливо прове-рен, реальных оснований для каких-то официальных действий не вырисовывалось, вот только интуиция… Мозер был уверен, почему не растолковал бы и сам, что погибшая в последний собственный денек все-же была у вызвавшего подозрения неустойчивого, иногда способного на крайности человека, в его или мастерской, или студии, нахо-дившейся в древнем полупустом доме, и там что-то от ее пребывания должно было ос-таться. Было решено, что они с Бёком навестят его снова, возлагая надежду на Рекса – он был должен отыскать доказательство мозеровским подозрениям. Мысль шатко балан-сировала на грани закона, и, подумав о вероятных претензиях адвокатов, Мозер оста-вил орудие в ящике стола в конторе. Большая комната. Стол заваленный всяким барахлом. Перед ним стоит человек, которого они подозревают в убийстве. Кое-где тут, в доме должны быть улики. Что находить, Рекс знает, он помнит запах вещей, которые ему дали понюхать перед дверцей. Далее все шло по старенькой, издавна отработанной схеме. Бёк рассматривает гра-вюры и фото на стенках, о кое-чем спрашивает, о кое-чем задевает, извиняется... Мозер, стоя среди комнаты, опять повторяет данные ранее вопросы, что-то уточняет, переспрашивает … Оба тянут время, отвлекают внимание от Рекса, который помнит подходящий запах и должен отыскать оставшиеся следы. Рекс неслышно потянул носом воздух и уверенно двинулся в выходящий из комнаты коридор. Вдруг тормознул и, насторожившись, повернул голову к двери. Там кто-то был. В этот момент Бёк, перехватив взор Мозера, поглядел на Рекса. А далее происходило все сходу. Боковым зрением Мозер увидел распахиваю-щуюся дверь и сразу – резкий жест подозреваемого. В комнату ворвалась дев-чонка, так и не поверившая полицейскому, что друг ее отца – убийца. Нервишки у челове-ка перед столом сдали совсем. Кое-где на столе в этом художественном беспо-рядке был пистолет. Мозер рванулся к столу, но вышибить орудие не успел. Выстрел. Его откинуло к двери. * * * Инцидент вошел в сводку, оркестр на кладбище сыграл военный марш, грохнул ружейный залп, и жизнь вошла в свою колею. Из опустевшего дома через некое время пропал Рекс, оставив разбитое окно и осколки стекла на полу. Только Бёк не про-щал для себя, что запоздал… Происшедшее нескончаемо проходило перед его очами. Смириться с его непо-правимостью он не мог. Он вспоминал как Мозер хохотал, время от времени дулся и злился, как раз и навечно прощал сотрудникам промахи, даже если они позже ему и недешево обхо-дились, брал на себя самую страшную часть работы и пробовал лукавить, спихивая на без-ропотных коллег нудную писанину и поиски по картотекам, как выматывался до по-следнего и время от времени засыпал прямо в конторе за столом, положив голову на руки, вспо-минал и его прекрасное нахальство, с которым он открывал захлопывающиеся перед его носом двери, и как гордился собой, когда все выходило успешно. Был… Стоящий перед его очами там, в центре большой комнаты, одномоментно оце-нивший ситуацию Мозер медлительно уходил в некий другой мир, там Судьба сдавала ему другую карту, его успевали спасти, и все становилось отлично… Приходило недолгое облегчение. То, что будет поначалу, Бёк представлял для себя ясно – рисковому Мозеру ока-зываться на больничной кровати бывало. Далее все усложнялось. Бёк задумывался: какой может быть эта другая жизнь? Мо-зеру было отлично тут, он обожал Вену, знал каждый ее закоулок и не оставлял город навечно без большой необходимости, для собственного наслаждения он далее ма-ленького бара с бильярдом не прогуливался и издавна оставил мечту выспаться, в конце концов, в ред-ко достающиеся ему отгулы. Все это было. И ничего другого больше не будет. Мимолетное чувство легкости пропадало. Мемуары теряли остроту и горечь, становились какими-то плоскими – предполагалось, что в чужом мире без на-чала и конца, где его прошедшая жизнь странноватым образом длилась, венскому поли-цейскому Рихарду Мозеру должно было быть отлично… Без Мозера все осталось как и раньше – и венские улицы, и небольшой бар с бильярдом … и люди, которые жили и работали как ни в чем же не бывало. Бёк ловил се-бя на мысли, что настанет время, и он сам будет жить так же. И в этом мире от Мозера не остается ничего. Делать то, что он делал ранее стало непосильным, и Бёк через некое вре-мя из группы ушел, работал в такси, попал в катастрофу… И вот сейчас – охранник на клад-бище. Все в этом мире стало ему безразличным. * * * Мозер придавил палец к губам и протянул Бёку белоснежный пластмассовый пакет. Ма-шинально беря его, Бёк ощутил, что рука, державшая пакет, была теплой и жесткой. – Вот, решили мы с Рексом заглянуть к для тебя на Рождество. Кофе, надеюсь, у тебя найдется? – проговорил Мозер. По комнате поплыл запах свежесваренного кофе. – Я так и знал, что ты не испугаешься. Бёк только обидно улыбнулся. – Ну и с разума ты пока не сошел. Бёк вспомнил, как нескончаемо возникавшая в памяти картина – смотревший на дверь Рекс и перехвативший его взор Мозер – в один прекрасный момент вдруг застыла, стала объ-емной и броской и двинулась куда-то… Бёк смотрел на него с отчаянной надеждой, – «А ты откуда…?» – не догово-рил он. «Откуда я взялся?» – усмехнулся Мозер, – «Поля Счастливой охоты, где животные сами выходят к охотнику» – произнес он фразу из как-то виденного ими кинофильма про краснокожих. – Там никто не погибает? – От тоски, только, – Мозер смотрел на него серьезно. – Плохо для тебя было, – некстати пособолезновал Бёк. Мозер внезапно смущен-но улыбнулся и кивнул: «Плохо». – А Рекс? – Рекс и тогда появился. * * * Рекс отыскал Мозера еще полубольным, только вышедшим из поликлиники после тя-желого ранения. Сил на работу хватало чуть. Другие члены группы плотно и без излишних слов сберегали его, не давая упасть совсем, и он, тоже молчком, был им признателен. Рекс включился в дела сходу, взяв на себя значительную долю самой хлопотной работы. Он исправно находил улики в недоступных местах, догонял и задерживал, избавляя как мог увечного друга от мучительных пока усилий. Деньком не подавать виду было Мозеру практически просто, ночкой, вобщем, тоже, лоб никто не щупал и с сочувственными словами не лез, но в голову приходили неутеши-тельные мысли. От сумрачных перспектив рана начинала ныть посильнее. Боль приходи-лось глушить пилюлями. Есть не хотелось совершенно. Пес сходу установил жесткий режим. Долгие вечерние прогулки прерывались маленькими пробежками. Появился аппетит. Здоровая вялость добивалась крепкого сна. Времени на сумрачные мысли стало чертовски не хватать. Ночкой, когда боль время от времени ворачивалась, Рекс садился рядом с кроватью. Мозер гладил его по голове, они смотрели друг на друга: Мозер – настороженно: «Ну, больно. И что с того?» Во взоре Рекса жалости не было, только дружественное ободрение: «Все уж и не так пло-хо. Потерпи еще малость, и совершенно пройдет». Становилось легче. Позже все обошлось, как уже и бывало, и жизнь пошла своим чередом… * * * Нескончаемый и безначальный мир следил за воскрешенным чужой болью сгустком памяти. Что конкретно поменялось, Мозер сообразил не сходу. Большой город как и раньше покоя не давал. Работы их группе хватало. По-прежнему, они ездили на места проис-шествий, расспрашивали свидетелей и допрашивали подозреваемых, получали резуль-таты вскрытий у доктора Графа, и остальные нужные материалы, находили улики, за-держивали, время от времени Бёк извинялся и … отпускали. Люди, интерьеры, пейзажи город-ских улиц сменяли друг дружку. Рядовая круговерть. Но ей чего-то не доставало. По-началу казалось, что просто ему самому еще не хватает сил… Мозер старался осознать в чем дело. Сосредоточиться было тяжело. Но появилось уверенность, что все это уже когда-то было, а не доставало конкретно чувства неиз-вестности. Он стал замечать – эпизоды повторяются. Посреди их он отметил один, с не-го-то все и началось – та, ну скажем, не совершенно успешно закончившаяся авантюра с по-исками улик против этого безумного художника, был только один раз. У этой истории не было конца, она обрывалась… Рекс, умница, почуял… уходит в коридор за спиной стоящего у захламленного стола человека. Останавился… настораживает уши… Мозер сходу сообразил – и то, что за дверцей кто-то есть, и кто конкретно – эта дев-чонка, обладавшая редчайшей выдержкой и проницательностью. Которая сообразила, в чем он подозревает этого человека, и решила разобраться сама. В этот момент Бёк повернул голову, перехватив взор Мозера, поглядел на Рекса. Боковым зрением Мозер увидел открывающуюся дверь. Человек протянул руку к столу. Попытка вышибить орудие не удалась – выстрел был резвее. Но где самый конец операции? В числе собственных окончательных провалов эту Мо-зер все-же не числил. Он знал, что интуиция его не подвела – Рекс отыскал нужные улики, Бёк задержал убийцу. Хотя предупредить выстрел не удалось и сам он был ра-нен, больше никто не пострадал… Позже сходу клиника… Тут он сообразил – все, что происходило с ним после не совершенно складно закон-чившегося поиска улик, было повторением кусочков его же прошлой жизни. В моно-тонном переживании собственных побед не было ни энтузиазма, ни азарта… Ощущать себя белкой в колесе было обидным и… унизительным. Такими же убогими были и празднички – повторение уже прожитых маленьких и счастливых дней. Вот и на данный момент – Рождественский вечер, а впереди – Рождественская ночь. Никакого чувства праздничка не было, только безвыходная злая тоска. Мозер бездвижно посиживал на диванчике. * * * Нескончаемый и безначальный Мир поначалу бесстрастно, позже … с уваже-нием, следил, как задетый за живое человек пробует остаться самим собой, не воспринимает других, навязанных ему критерий. Неистребимая привычка во всем разбираться до конца никуда не делась, Мозер упрямо желал узреть конец не совершенно успешно закончившегося расследования, много раз он на уровне мыслей гонял происшедшее перед очами – эпизод обрывался и обрывался на одном и том же месте… Он концентрировался и снова… Каким-то шестым чувством он сообразил: главное – мыслить, что этот случай – тоже победа, наибольшая в жизни… И снова… Взор на Рекса… повернувший голову Бёк… Что было далее – далее было очень больно, но не длительно… Позже… Мозер сообразил – на этом месте для него все и завершилось. Раз и навечно. Бёк вправду сделал все верно. Но для самого Мозера уже ничего нельзя было поменять. Он невесело усмехнулся – всей этой циклической беготни просто не было. Мозеру отчаянно захотелось выяснить, что там на данный момент. В той, прожитой жизни, где все было реальным – работа, энтузиазм и азарт, люди, которые ожидали от него справед-ливости и помощи. И было что вспоминать и кого вспоминать. Его смертью просто кончилась одна из глав в книжке жизни, Судьба перевернула страничку, и в последующих его уже не было, но повествование длилось. На его ме-сто пришел новый юноша, кто он и откуда – Мозер не знал, но обусловил точно – тоже специалист, опыта, сноровки и мужества – не занимать. Честью группы он дорожил как собственной, и группа его приняла. Служба есть служба, а память у каждого своя. О полицейских вспоминают редко, не в самые счастливые моменты жизни люди с ними встречаются. Но все равно помнят, кто-то – с благодарностью, а кто-то … кто-то тоже не запамятывает. И это тоже память, а никакой другой и нет. Не запамятовал и девчонка, не впору показавшаяся тогда в студии. Однажды она даже зашла к Бёку, видимо, решив что-то выяснить, но, глянув на него, от вопросов воз-держалась. Ей тоже было плохо – не разобравшись самой, сходу поверить полицейско-му, что, пусть может и малость безумный, но близкий и знакомый с юношества чело-век хоть и случаем, но убил твою подругу она не могла… Но полицейский этот умер. Считать себя стопроцентно виновной она не могла и на данный момент. А куда летела пуля – она знала. Как далее со всем этим жить – было непонятно, увлечение живописью прошло. Она вспоминала, как повстречалась с этим полицейским впервой – высочайший пушистый юноша подошел к ней на улице. Именовал по имени и произнес, что им нужно по-говорить, чуток помедлив, достал жетон. Сейчас жетон качался в его руке … безо вся-кой насмешки, саркастически – по выражению ее лица полицейский сообразил, что она поду-мала (воображаешь много, малявка!) и на уровне мыслей щелкнул ее по носу. Лего?нько. Эта чуткая девчонка – художница с повадками личного сыщика – ри-совать бросила, ушла в «Службу спасения» и тоже выручала людей из различных бед. А Бёк из милиции ушел… Надежный и верный Бёк, опытнейший и опытный напарник, ну, растяпа, малость…, хороший, от всей души жалевший злосчастных людей, на которых упало самое страш-ное, старавшийся как мог утешить их… посиживал в Рождественский вечер один в пустой полутемной комнате. В реальном ярчайшем и живом мире Бёку было чуть ли лучше, чем ему самому тут… Он увидел Бёка, сидячего в сторожке. Бёка, который считал, что был должен выстрелить, не прощал для себя, что запоздал… Который не желал, чтоб его, Мозера, за-были и страшился что в этом мире от него ничего не остается. Все у него пошло напере-косяк. Тоска уступала место благодарности за память и верность. Там, где Мозера уже не было, страдал его друг, много раз выручавший его, че-ловек, которого он когда-то старался сберегать… Мозер обернулся на звук разбивающегося стекла. В комнате посреди осколков стоял Рекс. В очах Рекса были и горечь, и одобрение, и нескончаемая собачья любовь. Они длительно посиживали в полутемной, со следами рождественских изготовлений комнате. * * * Большой всеобъятный мир «где ничто не появляется из ничего и не про-падает бесследно», где время и место делают объем, в каком нет ни чудес, ни закономерностей, а просто может быть все и есть место всем… где люди страдают от невозможности примириться с неминуемым. Кто они – самые стойкие и верные либо, напротив, немощные и слабенькие – не имеет никакого зна-чения, этот Мир в один прекрасный момент дает шанс всем. И на данный момент он давал его Бёку, тоскливо смотревшему в никуда этим Рождест-венский вечерком. Рождественская ночь – время чудес. Конкретно в Рождественскую ночь открыва-ются двери миров, и тот, кто смел и благороден, может вернуть справедливость и поменять Судьбу. Поменять что-либо в собственной судьбе Мозер не собирался. Ни к чему это, как сложи-лось, так и сложилось. Свое место – сберегать и защищать людей – он избрал сам, и то, что жизнь возможно окажется недлинной было заложено при выборе. Но оставались Бёк и Рекс. Совместно с Рексом Мозер вышел за порог, дверь запирать не стал – ворачиваться он не собирался. Пройдя пару шажков, осмотрелся – вокруг него был реальный жи-вой мир. Под ногами скрипел снег, воздух был свежайший и морозный, пахло умопомрачительно смачными домашними пирогами. В домах сияли цветные огоньки, вдали видне-лись обведенные пылающими лампочками силуэты венских домов. Над всем этим в без-донном черном небе светились калоритные сказочно огромные звезды. И очень не хотелось ухо-дить. Сказки Мозер знал плохо. Про желания, которые нужно загадывать, помнил, но где, когда и сколько… Он длительно смотрел ввысь. Позже он открыл дверь машины и Рекс, как обычно, прыгнул в нее первым. * * * Бёк с наслаждением уплетал вынутую из пакета булочку с колбасой, не выпус-кая ее из руки. Рекс пристально следил за ним, не теряя надежды. «А помнишь, – вдруг засмеявшись, произнес Бёк, как, тоже под Рождество, на тебя ринулась кобра? Неплох же ты был! Сам в одну сторону, пистолет – в дру-гую…» Давясь от хохота, он положил булочку на стол. Рекс, в конце концов, наградил себя за терпение и веру в людей. – Взглянул бы я на тебя при таком раскладе, – глас Мозера прозвучал чуток обиженно. – Да, расскажи кому… В Рождественский вечер, в центре Вены на полицейско-го ринулась кобра. Не достаточно не поверят, поразмыслят… Их обоих скрутил одичавший смех. Через хохот Мозер проговорил: «Кого исключительно в этом городке не встретишь… Есть, что вспомнить». Бёк как-то сходу закончил смеяться, вспомнив снова тот денек и влетевшую в комнату девчонку. – Исключительно в тот раз все плохо вышло. – Брось. Не я 1-ый, не я последний. Мы знаем, на что идем. А девчонка – моло-дец, наш человек. Не могла она вот так сходу поверить полицейскому, что друг отца, человек которого она с юношества знает – убийца. Сама желала проверить. Некое время они посиживали молчком. Кофе остыл, булочки кончились. – Хорошо, поехали по городку прокатимся, Рождественская ночь, все-же, – ска-зал Мозер. Машину у обочины тротуара Бёк вызнал сходу. Они медлительно ехали по празднично освещенным улицам, мимо смеющихся, по-ющих и танцующих людей. Где-то раздавались хлопки фейерверков, из ресторанов, баров доносилась музыка и веселые клики. Радостная Рождественская ночь. Добравшись до верхушки холмика, откуда раскрывалась панорама ночного городка, машина тормознула. Тут было тихо и безлюдно. Мозер открыл окно, и Рекс вы-прыгнул на снег. Перед ними лежала рождественская Вена. Мелькающие торжественные огни иллюминации, пылающие фонари, зажигающиеся и гаснущие окна напоминали при-хотливые узоры детского калейдоскопа, то тут, то там практически бесшумно вспыхива-ли, замирали на секунду и угасали, кажущиеся с высоты малеханькими и хрупкими огоньки фейерверков. Даже сюда доносилось ритмичное уханье ударника с некий дискоте-ки. На заднем сиденьи лежали бутылка шампанского, плитка шоколада и два бо-кала. Мозер засунул в руку Бёку шоколадку, и выстрелил пробкой в окно. – Счастливого Рождества, Кристиан, – произнес он, наливая вино в бокалы. – Счастливого Рождества, – улыбнулся Бёк, ломая шоколадку. Некое время они смотрели вниз. Фигуры людей были маленькими-маленькими… – Умопомрачительный и расчудесный все-же город… – Они задумываются, что это их город. Но мы-то с тобой знаем, чей он… – С его улицами и площадями, – произнес Бёк. – Парками и музеями, – продолжил Мозер. – Крышами, чердаками и катакомбами, – добавил Бёк. – Выпьем за этот город, пусть люди в нем живут расслабленно. Небо еле приметно светлело. Торжественное ночное гулянье подходило к концу. Фейерверки появлялись все пореже, окна одно за другим угасали. Затих неутомимый удар-ник. Мозер знобко поежился. – Рекс! Давай в машину, – и, повернувшись к Бёку, доба-вил, – Поехали, домой тебя отвезу. У дома Бёка они вышли из машины. У самого подъезда Мозер придержал его за плечо. – Все желал для тебя сказать… Тогда все случилось так, как и должно было слу-читься. Ты все сделал верно. Успеть мог только я. – Я лицезрел, как Рекс повернул голову к двери…, – начал Бёк. – Стрелять ты не мог. Ни в коем случае. Тогда он был не пре-ступником, а просто человеком, одним из числа тех, кого мы сами для себя избрали сберегать и защищать. Рекс положил лапы Бёку на грудь и лизнул в щеку. Рука Мозера, лежащая на плече, легонько толкнула Бёка к подъезду: – Бывай! Пройдя пару шажков, Бёк услышал, как хлопнула дверца, обернувшись, он увидел, что машина медлительно прячется за углом. Открыв дверь пустой квартиры, Бёк улыбнулся: «Счастливого Рождества, Рихард!» и ощутил, что ставшая издавна обычной тяжесть боли и вины ше-вельнулась малость и двинулась в сторону. 3 «Городской фольклор XXI века», «остатки старых представлений»… Женщина ощутила досаду и злоба – «Безопасность» подшутил над ней. Она резко повер-нула голову и увидела его лицо – видавший виды седоватый человек смотрел на нее без те-ни издевки, почтительно и чуток настороженно – он очевидно не желал ее оскорбить и … не боялся издевки с ее стороны. Было что-то, что примиряло их и разрешало спор без утрат – неминуемая тоска оставшихся по ушедшим и надежда, и еще что-то, с чем он был знаком лучше нее – обычная людская память и верность, невозмож-ность поменять прошедшее. После некой паузы она спросила: – Ну а тот, который остался? – Он начал все поначалу, сберегает и защищает людей. Конгресс длился, показывая обилие научных интересов и мне-ний. Кого-либо занимала мысль замкнутого времени – эти с прохладным любопытством изу-чали выброшенных из жизни людей, под стук барабанов и визг флейт блуждающих по лабиринтам миров. Для кого-либо время шло обычно – от прошедшего к будущему, и Мир, раз-вернутый в бесконечности, был один. В нем страдали от «благ цивилизации» и собственных нескончаемых бед обреченные люди, не смогшие либо не захотевшие вписаться в эту жизнь. Многие – ученые, а время от времени и просто – миссионеры, бюрократы службы занятости, учи-теля … находили возможность вопреки этой обреченности включить их в этот мир. И на дорогах этого мира с ними бывало всякое. * * * Боль памяти и верности живет с людьми недолго. Отпускает, когда они выдер-живают до конца ее тяжесть. Без этого нельзя и тем, кто помнит, и тем кого помнят. Позже боль уходит и остается только память, время размывает ее, она становится лег-кой и только чуток печальной. И ушедшие, они тоже помнят оставшихся друзей, и когда те в один прекрасный момент оказываются на самом краю, протягивают им руку – теплую и твердую. И еще: создатель благодарно склоняет голову перед всеми, кто писал о неосуществимых в нашем никак не исключающем чудеса мире встречах ранее, кого он читал и еще не читал. Улыбнитесь благодушно и не судите строго. Помните!? Хороший старенькый «вестерн», небольшой городок в прерии, салун и надпись над стойкой бара «Не стреляйте в пиа-ниста – он играет как может"… Июль — октябрь 2003 г.

1 2 3 4 5 Просмотров: 359 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0