Главная » 2013 » Апрель » 25 » Понятие нормы Слэш яой

---

01:09 Понятие нормы Слэш яой

Понятие "нормы" — Слэш (яой) Katekyo Hitman Reborn! Персонажи: Хибари/Тсуна Рейтинг: R Жанры: Слэш (яой), Драма, Психология, Hurt/comfort Предупреждения: Насилие Размер: Миди, 4 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. 1-ое столкновение. Одиночество тела, одиночество души, часто, принуждают человека совершать странноватые поступки. «Иным охото идти только по избранному своей волей пути» Грязные, неприемлемые моралью общества мысли, они есть в голове хоть какого из нас. Подсознательные образы, сделанные животным происхождением нашей расы. Будь то удовлетворенность чьего-то поражения, немое ликование при виде чужой боли, вознесение себя на пьедестал, выше кого-либо другого. Такие желания и чувства принято скрывать — они вызывают омерзение. На самом же деле только зависть. Мерзкую зависть смелости. Принятия себя таким, каковой ты есть по сути, без ширм, без масок, прикрывающих «моральные увечья». Краса вывернутого навыворот, выставленного напоказ внутреннего мира. «Не каждому дано понять себя самого, а потакают своим склонностям только единицы» Кто-то – жертва, кто-то – хищник. Весь мир поделен на две половины таким, незамудреным, на 1-ый взор, способом. Стоит принимать во внимание, тот факт, что в границах одичавшей природы встречаются разные типы хищников — каждый со своим рационом. Так же и в мире людей. Хищники выбирают различных жертв, основываясь на собственных предпочтениях, вкусах, взорах на «идеальную жертву». *** Хибари Кея был хищником-гурманом. Неповторимые характеристики выбора, содержались в жестких рамках, не позволяющих наслаждаться кое-чем наименьшим. Склонность к юношеским гибким телам, не была обоснована гомосексуальность. По очень мере такие выводы делало собственное сознание блюстителя порядка старшей школы Намимори. Девицы очень хрупкие, их сила несоизмерима с мужской, тем паче, с его своей. Мужские особи может никогда и не смогли дать отпор, но они хотя бы давали призрачный, граничащий с фантазией, шанс на достойное сопротивление. *** Юноши всегда были аутсайдерами, непризнанными обществом, не смогшими отыскать в нем свою нишу. Настолько непохожие, и в тоже время схожие души. Одиночество. С одной стороны — выставленное напоказ, с другой — скрытое за непробиваемой стенкой высокомерия, и силы, отпугивающей пытающихся подойти поближе. Единство со собственной жертвой, тоненькая ниточка, мост, соединяющий души, дающий насладиться её трепетом перед лицом неминуемой боли и страданий. Тсунаёши Савада был вожделенным, сам этого не подозревая. От него исходил приятный, будоражащий сознание запах отчаянья, с примесью надежды и невинности. Эталон — не прогнившая душа, уже втоптанная в грязь томными башмаками беспощадной действительности, но еще надеющаяся на справедливость. Таких приятно разламывать. Разрывать на части, непривыкшие к истинной боли, тела. «Выслеживание — как прелюдия, дразнит, заинтересовывает, разгоняет кровь по венам, наполняя предвкушением близящегося наслаждения.» В большинстве случаев жертвы подсознательно чувствуют нависшую опасность, заставляющую их конвульсивно находить причину волнения, невольно озираться по сторонам, пугаться шорохов, вздрагивая от внезапных прикосновений. Спящий ужас оказывается разбуженным. « Ужас — феромоны, щекочущие чувствительные нервишки хищника, вынуждают его напрягать перекатывающиеся под натянутой кожей мускулы, скручивают тугой узел предвкушения, еще сильнее» «Ночь — черная сторона действительности, когда все можно, когда перестают казаться существенными дневные запреты» Люди, живущие воздухом ночного безумства, скидывают маски, позволяют настоящему «я» вырваться из-за тонких прутков клеточки собственных ограничений. Они снисходительно глядят на для себя схожих, что уравновешивает хрупкий мир послезакатных страстей. Заблудившимся «пташкам», поневоле оказывающимся на улицу в такую пору, нужно повсевременно быть настороже, избегать неясных образов незнакомых компаний, остерегаться размытых фигур, притаившихся во мраке изнаночной стороны реальности. Это не их мир и не их законы действуют в нем. *** Цепляясь скрюченными озябшими пальцами за повсевременно сползающий по скользкой, дешевенького свойства, ткани школьной рубахи, ремень плотно набитой сумки, Тсуна медлительно брел в направлении собственного дома. Вечерняя тишь время от времени прорезалась отголосками чужих дискуссий, рокотом проезжавших вдали машин. Сейчас был обыденный денек, полный неудач и насмешек. Одноклассники не мучались оригинальностью, скидывая на него всю запятнанную работу, ответственность за собственные ошибки. И, вроде бы ни было грустно, оставаться после уроков приходилось конкретно Саваде. Протирать рваной грязной тряпкой полы класса. Из-за неумелости, оставляя разводы. По неосторожности, проливая, на, с таким трудом приведенный в приемлимо лицеприятное состояние, пол, ведра с мутной водой. Его изо денька в денек тыкали носом в его свою несостоятельность, будто бы проверяя на крепкость. А он не сетовал, признавая свою никчемность, издавна убедивший в ней себя самого. Плыл по течению, пытаясь лавировать, но безизбежно цепляясь за склонившиеся над водой ветки чужих воззрений, ударяясь о подводные камешки реальности. Вот и на данный момент, еле передвигая заплетающиеся ноги, пиная попадающиеся на пути камни и маленький мусор, Тсуна, задумавшись о собственной незавидной судьбе, тащился по плохо освещенной парковой аллее. Мерклый желтовато-мутный свет фонарей выхватывал из мглы участки дороги, оставляя на волю фантазии, размытые силуэты непопадающих в его полосу объектов. Чтоб достигнуть обратного выхода из парка, приходилось, спустившись по узенькой лестнице, пересечь маленькую заасфальтированную площадь, с ракушкой-сценой, где по выходным давали открытые концерты для малышей, устраивали танцы. Зацепившись ногой за незамеченную в потемках выщерблину, Тсуна, чуть, не скатился с лестницы, попутно наступив на собственные, развязавшиеся так не впору, шнурки, в последнюю секунду, успев схватиться за перила. Сердечко учащенно стучало в грудной клеточке, оккупированнное врасплох неожиданностью произошедшего. Несколько отдышавшись, нащупывая руками каждый дюйм перил, проверяя носками свободно сидячих башмак наличие каждой ступени, он аккуратненько спустился вниз. Оставалось только обогнуть бетонную овальную стенку, полузакрытой сцены, чтоб выйти на боковую аллейку, ведомую к одному из выходов, когда рядом промелькнула чья-то размытая тень. Не успевая понять, что происходит, Тсуна получает в под дых концом чего-то железного. Резкая боль сгибает напополам, вышибая из легких остатки воздуха, больной хрип вырывается изо рта, совместно с капельками слюны. Чувствуя, что на данный момент свалится, ребенок рефлекторно выставляет вперед ладошки, но свалиться ему не дают. Сзади прижимается тело нападающего, чужая мощная рука подхватывает под талию, задевая место недавнешнего удара. Панический рывок в сторону, только усугубляет положение Тсуны. Он оказывается на четвереньках, на грязном асфальте. Тупая боль в ушибленных падением коленях не ощущается на фоне отголосков от недавнешнего удара. Незнакомый человек, навалившись всем весом, захватывает в плен тонкие запястья обоих рук, не давая вырваться. Ухо опаляет горячее дыхание — Не стоит дергаться, травоядное. Мы оба знаем, что это никчемно. «Хабири-сан? Но почему? Что я сделал?» Чтоб повернуть, прижатую к пыльному асфальту голову, приходиться приложить некие усилия. Щеку неприятно царапает шершавая поверхность. «Наверняка останутся ссадины» — Хибари-сан, отпустите, пожалуйста. Я ничего... Поток неясных оправданий, конвульсивно выдуманных испуганным сознанием, так и остается невысказанным. К шейке прикасаются тонкие губки, теплый язык проходиться по коже, оставляя внезапно приятный мокроватый след, зубы немного прикусывают сонную артерию. Сердечко готово прорвать грудную клеточку. Неясность мотивов чужих действий, ограниченность движений — делает панику. Тсуна делает еще одну отчаянную попытку вырваться. Неудачно. Мягкое сдерживание, преобразуется в железную хватку, как наручник, зажимающий сходу оба запястья. «Какое непокорливое существо, но так даже лучше» «Игра в побег» — забавляет Кею. «Все равно никуда не денется. Было бы жалко его оглушать» Несопротивляющиеся тела могли доставить наслаждение, но не доводили до той точки полного единения, которую стремится достигнуть Хибари. Продолжая задерживать, он оттаскивает, похоже, находящегося в шоковом состояние Тсуну, поближе к бетонной стенке. Придавливает спиной к прохладной вертикальной поверхности, сводя и захватывая обе руки «жертвы» над головой. Свободной рукою просачивается под легкую рубаху, кончиками пальцев проводя по сжимающемуся от холода и чувственного напряжения прессу. Кожа мягенькая, шелковистая, теплая. В такую охото вгрызться зубами, бросить собственный росчерк, на этом чистом холсте. Но он еще успеет это сделать. Задирает рубаху выше, против воли впихивая подол в рот Тсуны. Слова не необходимы — огромные коричневые глаза полны слез и, наконец, точного понимания грядущего. Зубы покорливо зажимают жесткую ткань. «За что?» Единственный вопрос, путешествующий по враз опустевшим закоулкам напуганного сознания. Соленая влага скатывается из уголков глаз, оставляя на коже мокроватые, стягивающие ее дорожки. Намокшие из-за слюны хлопковые волокна рубахи неприятно скрипят на зубах, отдавая каким-то, несопоставимым со знакомыми, вкусовым цветом. Жутко. Ужас опутывает хваткими щупальцами, мешая чувства, не позволяя верно мыслить, гулко стучит в висках. Чужие прикосновения к коже — кажутся неважными, отдаленными, порождением стршной фантазии ночных кошмаров. Охото пробудиться и осознать, что все это вымысел, что его не придавливают к неровной бетонной стенке, царапающей нежную кожу спины. Затылок ноет из-за резкого удара о твердую поверхность. Маленькие волоски спутались. Мокроватые от пота — они неприятно щекочут взмокшую кожу шейки, обдуваемую прохладным ночным ветром. Мозолистые подушечки чужих пальцев путешествуют по коже поджимающегося животика, ощупывают, проминают. Добравшись до груди – захватывают в плен ласковый сосок, чуток оттягивая, выкручивая, но, не причиняя боли. 2-ая рука просачивается в брюки, минуя узкий, полурасстегнутый школьный ремень. Сжимает, покрытую смятой тканью семейников, упругую ягодицу. — Стойте, Хибари-сан! – Глас звучит немного надрывисто, но твердо. Во мокроватых коричневых очах, полыхает уверенность, уступившая место испугу и безвыходности. Ладонь освобожденной руки, прочно обхватывает чужое запястье, не отводя, только удерживая от последующих действий. — Хм. – Хибари останавливается, впиваясь взором в лицо недавнешней немощной жертвы, ища ответа на собственный невысказанный вопрос, и, кажется, что-то находит. Мутная пелена, секунду вспять, застилавшая синие глаза исчезает, заменяясь уже обычной прохладной заинтригованностью. Кея нехотя, отступает и, развернувшись, стремительно исчезает во мраке ночного парка, оставляя не верящего в свою фортуну Тсуну, медлительно оседать на индифферентное заасфальтированное покрытие площади.

1 2 3 4 5 Просмотров: 449 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0