Главная » 2013 » Апрель » 25 » Примирение Слэш яой

---

01:25 Примирение Слэш яой

Примирение — Слэш (яой) Hetalia: Axis Powers Персонажи: Америка/Великобритания Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Романтика, Психология Предупреждения: OOC Размер: Драббл, 3 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. "Почему всегда так тяжело отрешиться от того, что считал заслуженно своим?" — Я для тебя не вещь, сколько можно повторять, — глас таковой усталый, что становится даже как-то совестно, но это непривычное чувство стремительно проходит, сменяясь практически детской обидой. "Для чего он отворачивается, когда я пробую заглянуть ему в глаза?" — Я ухожу. Тебя это не тревожит? — сейчас глас холодный, от него веет безразличностью, до таковой степени правдоподобной, не характерной Артуру, что поверил бы в неё только полный кретин. Неуж-то и правда уйдет? «Не верю» Кёркленд медлительно делает пару шажков к двери, замирает около неё и оборачивается, выжидающе смотря на Америку, ожидает того, что тот сорвется с места, к которому как будто прирос и станет умолять остаться, ну либо хотя бы попросит, хоть как-нибудь даст знать, что англичанин ему все еще нужен. Но взор натыкается только на опьяненную полуулыбку, которая дает осознать, что Альфред на данный момент просто в неадеквате и навряд ли может здраво оценить ситуацию. Хотя это даже и к наилучшему. Хорошая возможность уйти для Артура. Издавна пора было оборвать эту глупую и никчемную связь, но для этого необходимы силы, а еще воля, которая на пару с рассудком покинула англичанина еще тогда, когда он позволил Джонсу себя поцеловать. Не встречая никакого сопротивления либо пробы приостановить, Великобритания уходит, сейчас он двигается стремительно, размашистыми шагами, подавляя внутри себя желание обернуться и узреть все так же удивленно глядящего ему в спину Америку. «Не верю?...» Утро, как и ожидалось, встречает Альфреда ожесточенным похмельем, сухостью во рту и противным гудением в голове. Такое чувство, что некие клеточки его мозга не вымерли от количества выпитого, а взбунтовались, желая как можно посильнее навредить начинающему пьянице, чтобы неповадно было. Слава Богу, в спальне у него все еще мрачно — наверняка, Артур задернул шторы, он ведь рачительный хоть и не указывает этого, к тому же ему, как никому другому знакомы последствия злоупотребления алкоголем. А еще он всякий раз весело ворчит, когда Альфред по утрам подкрадывается сзади и обвивает руками его талию, прижимая к для себя, таковой мил… — Я ухожу. Тебя это не тревожит? – болезненным, как на физическом уровне, так и морально, воспоминанием врываются в раскалывающуюся голову вчерашние слова Великобритании. Джонс резко садится на кровати, массируя руками ноющие виски и оглядывается вокруг, надеясь, что действия прошлого дня – всего только опьяненный ужас. Оказывается, он совсем не в собственной спальне, а в гостиной на узеньком комфортном диване, а по ту сторону окна начинает смеркаться, ведь уже далековато не утро. — Черт, черт, черт! Что за придурок…он, ну и я тоже, а еще героем себя называю, — Джонс вскочил с узенького дивана, оглядываясь в поисках телефона, который стремительно нашелся, потому что видимо вчера не попал в поле зрения опьяненного янки. Спал Альфред прямо в одежке, измятой за ночь, но на данный момент его совершенно не тревожил свой внешний облик, важнее того дозвонится, возвратить, да хотя бы услышать разъяснения англичанина по поводу его ухода. Номер Великобритании он помнил назубок, в каком бы состоянии не находился, потому с этим заморочек не было, но ответом на его тихие мольбы о том, чтоб Артур взял трубку было только нудное: — Аппарат абонента выключен либо находится вне зоны деяния сети. Раздражению Америки не было предела, он на данный момент готов был рвать, метать, а еще кромсать хоть какого, кто покажется ему на глаза, не считая 1-го нахального толстобрового англичанина, с ним он поступит по другому, если, естественно, сумеет его узреть и побеседовать тет-а-тет. Предприняв еще несколько попыток дозвониться Кёркленду, юноша раздраженно кинул никчемный телефон в обратную стенку и все в таком же помятом виде вышел из дома, практически запрыгивая в новый автомобиль ядовитой раскраски – на таких ездили только истинные герои. Ох, не поздоровится Великобритании, если Альфред сумеет его возвратить. «Если», о котором янки старался не мыслить, все таки тревожным комом засело в его груди, кое-где под сердечком. Дорога была далекой, благо ровненькой и не таковой уж пыльной, не то, что у Брагинского, но горячей, а волнение изматывало не ужаснее вечерней духоты. Но у Джонса была цель, точная и, как он возлагал надежды, полностью достижимая зеленоглазая цель, которой приспичило вдруг кинуть его, героя. Нет уж, так просто от Альфреда Ф. Джонса никто еще не мог отвертеться, тем паче со стороны Артура подло было споить его, а позже уйти, как будто ничего не было меж ними. А было ли? Во всяком случае, у Америки было время на раздумья, хотя дорога только казалась долгой, на самом же деле, юноша сам не увидел, как на горизонте начали мерцать знакомые строения, а от их уже не далековато и до дома его английского ангела. Чем поближе он подъезжал к жильу Великобритании, тем меньше становилось убежденности внутри себя, тогда как волнение только нарастало, наслаивалось тревожными клочками мыслей у него в голове. Время от времени, а поточнее, практически всегда, Америка казался окружающим его людям — ребенком, который не успел наиграться в детство, а на данный момент в его руках власть и его люди, которых он обожал, как себя самого, в принципе, он таким и был, но только частично, в нем было столько противоречащих эмоций, которые никак не могли смешаться из-за разной плотности, силы, подлинности. Он и сам не знал, какие из их истинные, а какие он сам для себя внушил. В его сердечко жило несколько разновидностей любви: любовь к собственной стране и её людям, любовь к себе и самая малозначительная, но совместно с тем нужная — привязанность к Артуру, можно сказать, потребность в нем, как в части себя. Без этого чувства полностью можно было существовать, наслаждаясь жизнью, но оставалось устойчивое чувство, что нет чего-то принципиального, подходящего, без этого зеленоглазого "чего-то" нельзя было стать по-настоящему счастливым, быстрее симулировать счастье, чтоб не смотреться в очах других ничтожным. Резко затормозив около временного дома Великобритании в его стране, Альфред вышел из машины, уже не спеша, как будто опасаясь спугнуть остатки убежденности. Достав из кармашка ключи, дублированные с ключей англичанина в тайне от него самого, Джонс открыл поначалу запертые мощные резные ворота, а потом и сам дом, стараясь двигаться как можно тише, чтоб не показать собственного присутствия ранее времени. Он рассчитывал застать Артура врасплох, а позже уже высказать все, что желал, но Великобритании нигде не было видно, а комнаты в его доме были погружены в уютную полутьму, полностью может быть, что он на данный момент был в другом месте, тогда лучше просто дождаться его, для него присутствие стороннего в своем доме будет неожиданностью, навряд ли приятной, наверняка. Решив, что самым комфортным местом для ожидания будет спальня англичанина, Америка направился прямиком туда и несказанно опешил, когда нашел Артура в его же кровати. Спящего, с покрасневшими от алкоголя щеками и бутылкой виски, зажатой в руках. Видимо, не только лишь Альфред тяжело переживал их разрыв, но тогда это было совершенно уж не разумно. Для чего Великобритании самолично уходить, если ему тоже тяжело, больно? А черт знает этого педантичного джентльмена, полностью в его духе усложнять для себя и окружающим жизнь и от этого почему-либо становится мрачно на душе, охото злиться, волноваться, да так, чтоб этот зеленоглазый бес сообразил, что не все в этом мире крутится вокруг него и его прихотей, а тем паче он, Америка. В несколько широких шагов преодолев расстояние меж ними, Альфред резко встряхнул англичанина за плечи, скидывая с кровати теплое одеяло в виде английского флага, тот сонно и как будто не понимая, где действительность, а где все еще сон, нехотя открыл глаза и пару раз удивленно поморгал, лицезрев нависшего над ним янки, чьи голубые, обычно такие калоритные глаза, на данный момент заволокла пелена злобы и некий практически детской обиды. Америка со всей силой, которой у него было предостаточно, сжал плечи Артура и внимательно смотрел в его глаза, как будто пытаясь прочесть в их ответ на все то, что его беспокоило. Но англичанину таковой пристальный взор не приглянулся, ну и плечи болели под напором хватких пальцев его бывшего брата, он попробовал отвернутся, в немом удивлении поняв, что боль в плече прошла, зато сейчас его цепко держат за подбородок, сдавливая. — Почему, Арти? — глас осиплый от долгого молчания, в нем столько обиды и недопонимания, а злобы, как ни удивительно, уже нет. Охото ответить ему, чтоб сообразил и ушел, но сказать нечего. Просто это глупо и позже будет во много раз больнее рвать эту, пока не окрепшую связь. Хотя чего таить, на данный момент тоже больно, вязко в груди, тяжело, а рядом с Америкой расслабленно и все трудности как будто улетучиваются, уже не кажутся такими глобальными. С ним все так просто и конкретно это, привыкший к нескончаемым трудностям и подлостям англичанин, считает неверным и не может принять, поточнее не желает. Сомнения, которые преследуют его в протяжении всей жизни, они давят на него грузом ответственности, а быть с Альфредом охото, но осознание того, что расставание безизбежно, гложет. Все это он старается донести до Джонса, прижавшись к нему и шепча на ухо, стараясь не терять иллюзии спокойствия, хотя бы в его очах. — Придурок, тупой англичанишка, живи реальным, для чего вечно все усложнять, в чем хочешь отыскать подкол от меня? — звучит так, как будто он обижен, а может это так и есть, но его деяния совершенно не вяжутся с нежными прикосновениями, которые, но, совершенно нельзя именовать нежными, успокаивающими, они быстрее растравляют все еще не успевшие зажить, духовные раны, открытые раны. Хотя нет, ошибочно, эти прикосновения и осторожно-жадные поцелуи — расчудесное лечущее средство от его ран, от его тревог, они даруют блаженство и покой, а потом разжигают страсть. Верным было выражение, что даже у стенок есть уши, в доме Великобритании все, начиная от тех же стенок, заканчивая зеркалами, было живым, отражало натуру живущего тут человека. И, наверняка, его феечки, обычно забавно порхавшие по комнате, багровели, слушая звучный скрип кровати и то протяжные, то обрывистые стоны, смотря на два тела, что сплелись на данный момент в одно целое, прикрывая наготу английским флагом, и сыпавшуюся на их с потолка штукатурку, которую капельки пота, стекавшие по спине Альфреда, превращали в необычные узоры. А последний, в особенности звучный и протяжный стон, эхом разнесшийся по всей комнате, символизировал примирение 2-ух нуждающихся друг в друге государств.

1 2 3 4 5 Просмотров: 390 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0