Главная » 2013 » Апрель » 25 » Привычки и обычаи взрослых

---

01:23 Привычки и обычаи взрослых

Привычки и обычаи взрослых. — Bleach Персонажи: Гин/Рангику, Тоширо, Айзен/Хинамори Рейтинг: R Жанры: Гет, Психология, Обыденность Предупреждения: OOC Размер: Миди, 6 страничек Кол-во частей: 1 Создатель: Nelja Переводчик: Hivernale Фэндом: Bleach Рейтинг: R Жанр: дженфик, малость ангста и драматичности Пэйринг: Хитсугайа/Хинамори, Гин/Рангику, Айзен/Хинамори От создателя: обычно я не пишу о Хитсугайе, надеюсь, я не провалила этот пункт… Чтоб его не считали ребенком, Хитсугайа резвее всех освоил техники ведения боя и кидо. Он выучил правила и обязанности мира шинигами, нужные, чтоб стать его частью. Он научился рассудительности, разумности. Он научился больше не уступать тому, что другие именуют «детскими капризами». Он стремительно понял, что он был должен делать. 1-ый пункт – в этом мире всё страшно поверхностно. Когда люди лицезреют его небольшой рост, то автоматом приравнивают его к детям, и это даёт повод не замечать его, пробовать защитить от вещей, которым он мог бы противостоять вровень со всеми, счесть его кретином, либо же самим впасть в детство. 2-ой — хоть взрослые его и хвалили, а время от времени от всей души верили в него, даже издалека, в их мире не было ничего разумного и рассудительного. Но когда он в первый раз надел хаори, он произнес для себя: «Может быть, всё скоро изменится». Сейчас, завидев его, никто не сумеет считать его последним юнцом, которому нужно всё разъяснять. Но, даже когда он вправду был таким, он не нуждался в объяснениях, и над ним никогда не смеялись. Больше никто не воспримет его за подчиненного, так как сейчас он намного выше рангом. И, может быть, Хинамори-кун закончит именовать его по имени. Он должен быть рад таковой близости, но, поэтому, что чувства не были обоюдны, ему остается только неудовлетворенность. И он не может больше именовать её Момо, просто так, без предпосылки. Ещё, ему ничего не остается, не считая как вразумить ей хорошо, что он уже не Тоширо-кун. Чтоб она поняла, что он уже крепко вступил в мир взрослых и она может запамятовать, что они родились с различием в пару лет, и не принимала бы это некорректно. Она не казалась ему более взрослой, но! И более, ни при каких обстоятельствах. Другой. Но ещё так как для девченок это – вопросы возраста. Он спрашивает себя, так же ли другие капитаны заблаговременно судят о детях, как другие члены Общества Душ. После первых собраний он колеблется меж «Да, полностью так же» и «Нет, честно говоря, намного больше». Но всё же, не стоит гиперболизировать. От людей вроде капитана Кучики, капитана Сои Фонг либо капитана Зараки оставалось воспоминание, что они воспринимают его с таким же презрением, как и весь остальной мир, и его возраст либо рост здесь ничего не значат. Так же, как и для нескончаемых нравоучений капитана Ямамото. Хитсугайа с изумлением осознает, что такие же длинноватые старческие проповеди запасены у главнокомандующего и для других. Но капитан Укитаке, капитан Унохана, и время от времени даже капитан Айзен, считающие его нуждающимся в родительской заботе, капитан Кераку, обещающий «привить» ему энтузиазм к алкоголю – ведь ему в особенности следует знать негативные черты вещей, капитан Куротсучи, не скрывающей свою точку зрения, что связь его возраста и таланта является очень увлекательным сюжетом исследования… Если это и есть мир взрослых, то он к нему не особо стремится. Он намного больше заполнен капризами и непродуманными поступками, чем мир малышей, только самодовольства ещё больше. Он будет наслаждаться наблюдением за ним на расстоянии и остается в собственном своем мире. Но ужаснее всех капитанов, конечно, Ичимару. «О, да их на данный момент вообщем с пеленок набирают!» лицезрев его 1-ый раз, воскрикнул тот с широкой ухмылкой. Хитсугайа поразмыслил, что всекрете он, конечно, должен быть благодарен ему за такую честность. Это была ошибка. Ему пригодилась пара минут, для понимания того, что надуманная честность Ичимару служила ему не для избежания недоразумения, а напротив – для обиды. «Мне кажется, я не один считаю, что вы ведете себя ещё более инфантильно, чем я, капитан Ичимару». «Ты думаешь, что это и есть – быть взрослым? Совершенно не веселиться, на всё так рассудительно глядеть? Нет же, ты всего-навсего холоден». Ичимару не 1-ый ему это произнес, и вообщем, Хьеринмару был тут, чтоб напомнить ему, но он этим гордился. У него не было желания ни быть таким миленьким, каким некие желали его созидать, ни гневаться, как другие, не умеющие себя сдерживать, ни быть разлюбезным со всеми, не различая, кто же достоин быть возлюбленным. «Вы правда считаете это оскорбительным?» — ухмыльнулся он. «Да нет же, я просто именовал вещи своими именами. Если ты не испытываешь никаких эмоций, то никто не будет испытывать их к для тебя, но, в конце концов, для тебя этого и не должно не хватать». Он на миг вспоминает Хинамори-кун, её чисто дружественную привязанность к нему, то, как её притягивает теплота капитана Айзена, и он ощущает легкую горечь. «Потому что люди вас обожают?» с сарказмом спрашивает он. Не то что бы у капитана Ичимару была отменная репутация. Он не отвечает. И это как минимум то, о чем вспоминает Хитсугайа на последующий денек, найдя его и Матсумото, слившихся в поцелуе в его кабинете. Он понимает, что это может быть продолжением их беседы. Все же, он решает, что недостаточно очень в этом уверен, чтоб признать свою ошибку. В любом случае, необходимо было решать и чужие трудности. Он пару раз кашляет. Матсумото лениво разворачивается. «О, капитан! Да, я возвращаюсь к работе, немедля!» Но это всё сходу затягивается, так как одна рука Ичимару как и раньше лежит на талии Матсумото, а другая там, куда Хитсугайа предпочитает не глядеть, и что должно быть прикрыто одежкой. «Не в твоих интересах продолжать это», — гласит он позднее другому капитану в отсутствие Матсумото. «Как я и думал», — замечает Ичимару. «Вероятно, чувства и тебя волнуют». «Твое порочное поведение не имеет ничего общего с эмоциями!» — восклицает Хитсугайа, стараясь запамятовать, что это относится и к Матсумото. «Да уж, ты не просто ещё не вырос, ты ещё даже взрослую жизнь плохо понимаешь», гласит Ичимару, всё время улыбаясь. «Это же очевидно». Может быть, он и прав, и если так, Хитсугайа ещё меньше желает присоединиться к этому миру, и Ичимару должен осознавать, что такая уверенность в оборотном может ему навредить. Он это отлично осознает. По тому, как он добавляет, с надуманной задумчивостью на лице: «Ах да, молвят, что мелкие мальчишки всё понимают медленней, чем девочки». И он, должно быть, гласит о Хинамори. Слова, которые так метко ранили его, не могут быть случайными. Это не больше, чем выдумки, уверяет он себя. Она никак не может быть с этим связана. У него даже не выходит представить, с кем она… уж точно не с ним, невольно задумывается он, вздрогнув в замешательстве. Нет, непринципиально, при каких критериях, но это будет грязно. И нет, это не связано с тем, что схожих вещей у него были только примеры в лице лейтенанта легкого поведения и коллеги, которого он начал серьезно непереносить, из-за которых он начнёт считать обыденную биологическую реалию похабной. Ичимару продолжает ходить в здание его отряда. Не всегда и даже не часто – по последней мере, по сведениям Хитсугайи. Он знает, что Матсумото очень дорожит Ичимару. Может быть, он вправду приходит ради неё, он там вправду почаще, он вправду пробует не смотреться ошеломленным. Может быть, тот момент, когда Хитсугайа застал Матсумото и Ичимару в более чем компрометирующей позе правда был случайностью, а не издевкой Ичимару. Он желал бы в это веровать. Он должен оставаться холоднокровным и рассудительным. Глумливая ухмылка Ичимару предназначена не ему — он со всеми себя так ведет. И даже если это вправду и была уловка, он не должен на неё попасться, он должен держать под контролем это давящее чувство в затылке, это желание нанести удар. Он должен держать под контролем черные чувства, посещающие его, эту мимолетную грусть, малость из-за Хинамори-кун, но не совершенно. Это ориентировано точно не против него, и к тому же, Матсумото, кажется, это нравится, а он не осознает, ему это кажется мерзким. Может быть, поэтому, что в этом участвует Ичимару, а может, и не потому. Ему нечего осуждать в личной жизни Матсумото, но он желает держаться от неё как можно далее. И если б здание его отряда было бы отстранено как можно подольше, то это было бы намного лучше. Он считает, что его кабинет для работы не предназначен для непонятных занятий – пусть, может быть, его точка зрения и старомодна. Дело в том, что когда он застал их за низкой практикой, ему удалось только большими усилиями сохранить спокойствие. Он не желал больше этого касаться, пока его не освободят. Не хотя повторения подобного, но, в то же время, будучи не в состоянии уговорить Матсумото убраться в её кабинете, чтоб там освободилось место, он решил, что может поставить канапе. Он подразумевает, что Матсумото довольно ценит комфорт, чтоб им пользоваться. И что больше Ичимару не приблизится к его вещам, даже в его отсутствие. Если капитан третьего отряда вправду просто играет омерзением Хитсугайи, то его досада будет стоить подтверждения его вины. Все же, снаружи ленивая и беспечная, Матсумото по сути – мощная и благородная, никогда не ослушавшаяся его, и Хитсугайа совершенно не может осознать, что она отыскала в бессердечном Ичимару, который, вероятнее всего, сделает ей больно. В один прекрасный момент он осмеливается спросить, что все-таки ей нравится в Ичимару. Она смеется, убеждает его, что такие вещи необъяснимы. Он не может настаивать, и, в конце концов, если б она привела неприличные резоны, это была бы его ошибка. Но он только ворчит, дескать, не существует не поддающихся объяснению пристрастий. Он задумывается о Хинамори-кун – она прекрасная, мягенькая, умная и теплая, она достойна того, чтоб её обожали, чтоб её защищали. И он бы предпочел, чтоб она увидела его преданность. Но в этом же нет ничего неразумного! «Вы очень молоды, чтоб понять» — гласит она практически с ностальгией, но без всякого злого умысла, как в словах Ичимару, которые она повторяла как будто эхом. Но он не гласит этого из почтения к Матсумото и поэтому, что знакомая горечь ворачивается. Как минимум, гласит он, в этом плане Хинамори такая же, как он. Да, она умеет аргументировать свои пристастия, и время от времени даже очень этим увлекается. А позже он задумывается о другом. Он довольно силён, и способен на такое. Он – не из числа тех, кто поддается своим эмоциям, не способным привести ни к чему отличному. Он находится в месте, куда Ичимару позвал его, поэтому, что он согласился придти. Намного ужаснее было дать ему повод мыслить, что он его опасается, опасается быть в настолько поздний час на крышах Сейретеи. Во всяком случае, если Ичимару его штурмует, трудности будут только у него самого – поначалу с ним, а позже и со всеми законами Сейретеи. Нет, он не испытывает ужас, только омерзение, и ничто не мешает ему уйти. И если Ичимару не будет тут в назначенный час, Хитсугайа уйдёт, не медля ни секунды. Но каким-то не поддающимся объяснению чудом капитан третьего отряда явился с таковой пунктуальностью, которую ему стоило бы почаще проявлять на собраниях капитанов. «Я предполагаю, что у тебя есть что-то сказать мне такового, чего бы ты не желал, чтоб слышала Матсумото. Тупо – даже ты можешь быть умеренным. Иногда»— иронизирует Хитсугайа. Ичимару качает головой. «Какой смысл что-то для тебя гласить, если ты заблаговременно счёл меня недостойным доверия? Нет, ты всё должен узреть своими глазами». Он начинает идти по крышам, и если он подразумевает, что Хитсугайа здесь же проследует за ним, то он точно ошибается. Но только он собраться вздохнуть от скукотищи и заявить, что он уходит, как Ичимару наигранным забавным легким жестом указал ему направление. Это, вне сомнения, единственное место из всего нагромождения крыш Сейретеи, откуда было видно это окно кварталов 5-ого отряда, и у Хитсугайи есть время спросить себя, как он отыскал это место, как он вызнал. Это очень личное, это ненормально. Но Ичимару, похоже, в курсе всех самых черных загадок – не принципиально, чьих. И он должен признать, что это не разыграно, если, естественно, его глаза его не накалывают. Это вправду Хинамори-кун, с капитаном Айзеном, и он очень отлично все лицезреет, чтоб осознать, чем они занимаются, и это точно не работа, точно не невинная привязанность… Он очень отлично всё лицезреет, чтоб краса Хинамори-кун, не имеющая ничего общего с её дневной красотой, не затронула его, чтоб не почувствовать укол ревности… И она полностью точно вожделела происходящего, он не мог длительно скрывать этого от себя, даже если ему получится отвести взор от этой сцены, и он отыскивает её внутренний мир, он обязан согласиться, что она этого жаждала и он не может, не глядя на всё своё желание, сердиться на капитана Айзена за то, что он делает её счастливой. «Почему ты показываешь мне это?» — сплюнул он. Никто не выяснит таких вещей, и, конечно, он не кинет секреты Хинамори-кун, но Ичимару может сказать это другим, намного наименее благонадежным. И позже, если он желает, если ему необходимо вызвериться на кого-либо, кого-либо, но не на Айзена и Хинамори-кун, кого-либо, кого он терпеть не может и кто терпеть не может его. «Да я задумывался, что ты хочешь быть посвященным во все взрослые дела, и осознать, в чем все-таки ты одинок». Улыбающийся, нестерпимый, он продолжает свои размеренные разъяснения. «Большинство из нас знакомы с неуввязками страсти, но это форма любви, неизвестная для тебя. Даже тут ты холоден». Но Хитсугайа совершенно не ощущает холода тогда, либо же это уже не приятная прохлада, это глыбы льда, формирующиеся около него и на ручке его клинка. «И, в конце концов, всегда отлично знать правду» — заключает Ичимару с широкой ухмылкой, и у него должна быть какая-та защита от таких слов из уст, извергающих только обман. Аргументы Ичимару не так и неплохи, и Хитсугайа точно мог бы поразмыслить об ответных словах, если б он не был уже так разгневан и задет. Ичимару не способен играть по-честному, не так ли? Но если он нападёт первым, это у него будут трудности. Если он вступит на данный момент в бой, она может услышать, повторил он для себя, пытаясь не утратить контроль. Если он заорет на данный момент… она может его услышать, и Ичимару будет очень доволен, выиграв партию. Он не сходу осознает, что его пальцы безотчетно сжали головку эфеса клинка, которая дрожит и так и просится, чтоб его призвали и обрушили на Ичимару, и что страшный холод ускользает из его рук. Он не лицезреет ничего, не считая маленьких льдинок сдерживаемого бешенства, как раз тогда, когда Ичимару с любопытством останавливает на их собственный взор. «Вот как, наверное, я ошибся» — глумливо гласит Гин. «Твоё сердечко не так расслабленно. Ты способен утратить голову, ты тоже, в конце концов…» Но Хитсугайа не доставит ему такового наслаждения, он ещё способен сдерживать свои атаки. Ичимару очень обширно улыбался, когда заключил глумливым голосом, подражающим нотам соболезнования: «Как жалко, что тебе уже очень поздно». Он не ждёт ответа и исчезает. Будто бы его цель достигнута, с горечью задумывается Хитсугайа. Это не так и плохо. Ведь Хитсугайа вправду мог попробовать уничтожить его. Он его терпеть не может, он его терпеть не может… даже если он должен признать, что уже не по разумным причинам, сейчас это стало личным. Невзирая на горькую констатацию факта, Хитсугайа предпочитает насытиться этим фактом дольше, ужасом позднее быть захваченным грустью, жалостью к себе, и сожалением.

1 2 3 4 5 Просмотров: 310 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0