Главная » 2013 » Апрель » 25 » Солнце Слэш яой-1

---

02:15 Солнце Слэш яой-1

Солнце — Слэш (яой) Bleach Персонажи: Ренджи и Ичиго Рейтинг: NC-17 Жанры: Слэш (яой), Ангст Предупреждения: Погибель персонажа Размер: Мини, 3 странички Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Время от времени они брали напрокат самую дешевенькую машину и ездили за город в надежде, что та непременно сломается. Солнце светило им в окна, заставляя рыжеватое солнце щуриться. Если она ломалась – они могли расслабленно и без оправданий заночевать в малеханькой гостинице, мотеле либо просто сараюшке лесника. Естественно, они спали совместно, и естественно, они Не спали. Тогда Ичиго стремился еще подмять красноволосого офицера под себя, причиняя ему и боль, и удовольствие – и в каждом его оргазме он лицезрел свое самое величавое поражение, будто бы бы мир улыбался ему через распятые на солнце пальцы, через натянутые в никуда нервишки. Он изгибался под легким, как клинок, телом юного мертвого мужчины, дрожал от вдохновения, трепетал от самого чувства близости – как еще могут быть близки два человека 1-го пола. Если б у Ичиго спросили в этот момент, любит ли он Ренджи, он бы однозначно знал, что нет – и даже не пробовал бы соврать, он обожал правду больше. А кого там любит либо презирает Ренджи – не имеет значения, потому что герой второго плана должен скрывать свое настоящее «Я», по другому нет интриги и нет вызовов на «бис». Ренджи верно следовал указаниям, он бежал от своей боли, бежал в рыжеватое горящее свое счастье гонимый запахом расцветающей вишни. Ичиго делал вид, что не замечает, какая жалость орет в возбужденном взоре хахаля, когда до него доходит, что волосы под пальцами не черные, без оскала кейсекана, черт… В последний их раз машина не сломалась, и в отместку они сами помяли ей капот, прямо на проселочной дороге, не смущаясь ни самих себя, ни бога, которого уже тошнило от их показушной страсти. Была среда, душноватое пыльное солнце нагревало кучу металла посильнее, чем чувства в сердцах людей – Ренджи уже одевался, торопливо натягивая трусы, пока кретин Куросаки не передумал. Ему нравилось подчиняться ему в кровати, не давая спуску на поле боя, а время от времени Ренджи ловил себя на мысли, что ему безрассудно охото стукнуть змеиным укусом собственного одичавшего клинка в распахнутую спину головного героя, не из ненависти – из соболезнования. Он никогда не испытывал такового к Бьякуе, и поэтому справедливо считал, что капитана он любит, а Ичиго просто трахает. А то, что меж ними прячет слезы в рукава брошенная Рукия, волновало его больше всего на свете, даже больше, чем потерянные в Генсее очки, потерянные остатки своей совести. Если один ее герой движим только похотью, а другой и никогда не был Ее героем по сути – он должен приглядеть за нею хотя в угоду своим инстинктам, своей гордыни, которую опять и опять втаптывал в пот и сперму небольшой рыжеватый ублюдок. Он очевидно не умеет воспользоваться своим телом – но уже верно чувствует власть его над слабенькими людьми, над временем и богами. Развалившись на залитом солнцем капоте, он небережно рассматривает свой тонкий животик, мятые пальцы – и даже в таком положении он изумителен, великолепен, искренен. Ренджи время от времени пробует представить лицо того, кто оборвет жизнь Ичиго – но он лицезреет только светлый профиль и глубочайший глупый взор, не как у бога, как у человека. — Закройся! – он торопливо кидает на торс мятые шорты, почетный возраст которых сверкает модными потертостями. Ичиго – дитя современной эры, для него переспать – не означает обожать, а показать свое тело другому человеку без любви – практически искусство. Он умопомрачительно прекрасный, сверкая мириадами крохотных капелек, мгновениями неполученных поцелуев, непобежденных жизней. Он никогда не умрет, он не сможет заслужить погибель, а Рукия покинет его за пятым перевалом его истории, просто так, на доле, может даже, ненамеренно. — Кому какое дело? – он качает небережно головой, стирая усмешку, поигрывая незнающими поражения мускулами, тоскующей плотью. Главный герой без другого головного героя – просто утрата времени, пустота, никчемность, несколько недосказанных слов. Он так испорчен, что хочет драки как ребенок, как запивоха. А с Ренджи в этом смысле можно гласить лишь на одном языке. Его можно трахать и лупить, отработанный материал. «Какой я глуповатый, бесполезный мертвяк!», — думается лейтенанту, пока рыжеватый ловит лучи солнца, торопливо наслаждаясь маленьким непрошенным теплом. Когда-то Бьякуя именовал его доверчивым болваном – был ли он прав тогда либо на данный момент, Ренджи не знал – ощущал. Воздух над ним расплавлялся от всплеска реацу, которую тупица Ичиго так и не научился принимать, рука оказалась сжатой в кулак, напряженной, разморенной. Прямо перед ним вставали немые лица капитана в рамке из халатного голоса Ичиго, будто бы они родные братья, будто бы они больше чем просто возлюбленный и хахаль. Он вспомнил, как был уверен в собственной победе против и того, и другого – и обоим проиграл, обоими был прилюдно унижен. Щемящая пустота сдавила неширокую грудь, а рука накрыла гарду катаны ненамеренным жестом. — Оденься… — он практически не шутил, еле сдерживаясь, чтоб не целовать подошвы ног Ичиго – Немедля оденься… По другому я заставлю тебя скрываться под одежкой. Ответа он уже не слышал. Ответ был выношен им под неразговорчивым сердечком. Не скрывая ни собственный гнев, ни беспокойства за Рукию, ни пустоты снутри – он ринулся к Ичиго, чтоб лупить, лупить, лупить и вынудить его тонкое тело умолкнуть и за себя, и за него. — Остынь, придурок… — не высвобождая катаны, Ичиго уже посиживал на его груди, запуская сходу три пальца в побежденного хахаля, причиняя ему не боль – муку. Ренджи в один момент вспомнил, сколько раз и в какой форме его насиловали на этой проселочной дороге, и солнце уже не позволяла ему списать унижение на просто секс. Обращаясь к знаменитому королю обезьян, он просил его и молчать, и орать, и петь, и оплакивать. Слово – как поучение «реви» осталось за гранью его осознания. Ичиго так и не увидел его больше. Он подозревал, что любит Бьякую. Грезил обожать Рукию. Испытывал удовольствие от пустоты в своем сердечком. А сейчас разгребая тонны мусора, находил там только отпечатки легких ног головного героя, три раза живого, четырежды окаянного. И здесь, и там цвела сакура и шумел умирающий тростник – а боль уже сковывала сердечко, раздражала, заставляла считать прожитые секунды. Ему было уже не пусто, ему было расслабленно – прямо перед ним расстилалась проселочная дорога, незапятнанная и ровная, как путь головного героя, как небо. Ичиго натянул носки и торопливо застегнул куртку на три пуговицы. Он превратно объяснил намерения Ренджи и сделал собственные, до кошмара верные выводы. Покидая Генсей, он вспомнил о домашнем задании, но уже точно знал, что желает в последующий раз не путаться в членах, а заниматься обычной обыкновенной людской любовью с дамой. И если у нее будут красноватые волосы, он изобьет ее до полусмерти. Тогда Ичиго стремился подмять еще под себя мир, не зная, что тело Ренджи остыло, теряя последнее свое рыжеватое солнце.

1 2 3 4 5 Просмотров: 466 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0