Главная » 2013 » Апрель » 25 » Сон, изменивший смерть

---

02:19 Сон, изменивший смерть

Сон, изменивший погибель... — Katekyo Hitman Reborn! Персонажи: Савада, Хранители Рейтинг: R Жанры: Драма, Психология, Даркфик, Страхи Предупреждения: Погибель персонажа, OOC Размер: Мини, 5 страничек Кол-во частей: 1 Если встретите грамматическую либо стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER. Ночь. Просто ночь. Луна коварно заглядывает в окно и безрассудно ухмыляется. Она издавна уже знает, что случится этой ночкой, и чем всё завершится. Он лежит на кровати и глядит в белоснежный потолок. Отсветы бликов окон примыкающего дома прыгают по стенкам. Скрип колес поздних проезжающих автомобилей разрезает слух, разрывая ночную тишину. Он даже не замечает, как грани медлительно смазываются и полумрак сменяется беспросветной тьмой. Цуна пробуждается уже не тут. Сказать честно, он даже не пробуждается. Он просто в один момент даже для себя самого открывает глаза и лицезреет впереди себя дорогу, ведомую от средней школы Намимори к его собственному дому. Всё, казалось бы, как обычно: погода хорошая, светит солнце, на небе нет ни одного облачка. На этом, правда, всё обыденное завершается. Начинается тишь. Нет ни трелей птиц, ни шелеста зелёной листвы, ни голосов учеников. Есть только мёртвое молчание. Савада оглядывается – вслед за ним Гокудера. Сердечко отрадно подпрыгивает – отлично, что рядом оказался хоть один друг, а то эта чёртова тишь уже начинает малость пугать его. Но в последующую же секунду удовлетворенность улетучивается. Хаято смотрится непринципиально. Не сказать, чтобы он изранен либо избит, как обычно после битв, нет, но есть в нём что-то такое, чего Цуна никогда не лицезрел. Кажется, как будто он сияет, просвечивает насквозь. Под очами залегли глубочайшие тёмные тени, а губки обветрены, но на лице упорное выражение приемущества. Савада подходит на шаг, но здесь же отскакивает, почувствовав, как на него веет могильным холодом. Гокудера же, подобно тени, следует за ним, практически копируя движения собственного шефа. Цуне, очевидно, это совершенно не по нраву. Он, переборов себя, трогает хранителя Урагана за плечо. Точнее, только пробует к нему прикоснуться. Под пальцами Савада чувствует пустоту. Хаято нет. Его просто нет! Десятый орет и для чего-то размахивает впереди себя руками. Он не верует. А Гокудера только улыбается и гласит ужасающую, по воззрению Цуны, фразу: — Приказывайте, шеф. Я ваша правая рука, вы сможете безраздельно обладать мной. – Глас слышен в этой тиши, как луч света во мраке. — Ты чего, Гокудера? – тот страшно обеспокоен. Он пробует внушить для себя, что всё нормально, что это просто игра воображения, но сам не верует в это и от таковой мысли становится ещё страшнее. Хранитель как будто не слышит. Глаза у него пустые, стеклянные, как у куколки. — Приказывайте. Приказывайте мне. Прошу, Десятый, скажите мне, что необходимо сделать. Я готов дать за вас жизнь. Цуна задумывается, что это похоже на воздействие иллюзий. Он уже ощущал такое не один раз – это малость успокаивает. Просто необходимо держать в голове, что по сути всё отлично. Гокудера всё таковой же преданный, но у него есть своё «я». Он не безличен. Савада поднимает глаза к небу, пытаясь сосредоточиться. Здесь что-то как будто бьёт его в лоб, он покачивается и падает на локти. На небосклоне Цуна лицезреет СВОЁ лицо. Оно знакомо, но он будто бы лицезрит себя в гипер-режиме. Глаза пылают гневным пламенем, а губки изогнуты в злой усмешке. Но самое главное не это. В руках клона древесный крест, от концов которого проходят светящиеся нити. Они впиваются в суставы Хаято, заставляя того повиноваться хоть какому движению рук небесного Савады. Ну и сам Гокудера не очень сопротивляется этим нитям. Кажется, если шеф отпустит крест и даст ему выпасть из рук, то Хранитель Урагана просто-напросто упадёт на землю и не подымется до того момента, пока кто-то другой не возьмёт его в руки. Цуна желает убедиться, что это всё – иллюзия, он знает, что из неё нереально вырваться, но попробовать всё же стоит? Он резко разворачивается и бежит прочь, подальше от собственной Правой руки, которая уже и не рука совсем, а вообщем черт те что. Сказать, что Савада в страхе – ничего не сказать. Гокудера бежит за ним, и, не делая ничего для похожести, всё равно имитирует его движения. Кот-то в небе смеётся, дёргает за нити. И считает всё происходящее обычным. Как будто так и должно быть. — Отстань! – орет Цуна и останавливается, чтоб перевести дыхание. – Возврати мне Хаято! – он хватается за одну из нитей и пробует её разорвать, но тонкое волокно вдруг становится прочнее каната. Практически сразу становится больно – это голубое свечение обжигает ладошки, но Цуна не желает сдаваться, а ужас уже стопроцентно овладел его разумом. В один момент Гокудера круто вырывает руку и оскаливается. — Не отбирай у меня шефа, тварь! Кто ты таковой, чтоб лишать меня жизни? Пылать для тебя в аду! – шипит он и отворачивается. Отворачивается и уходит. А Савада даже не желает за ним бежать. Проклятие как будто раскалённым металлом отпечатывается на сердечко, и означает очевидно больше, чем просто слова. Десятый опускает голову и медлительно абсурдёт вперёд по улице, трусливо надеясь, что это всё же не было правдой. За поворотом у забора он лицезреет Рёохея. Тот посиживает на корточках, тесновато прижавшись спиной к стенке. То, что он не вскакивает при виде его и не орёт чего-нибудть про экстрим, уже настораживает. Цуна подходит поближе и кладёт руку на плечо. Оказывается, он несусветно рад тому, что Сасагава реален, что он всё же состоит из плоти и крови. Но тот даже не поднимает на него глаз. Это вновь принуждает ужас расползаться по телу, от мозга и до самых кончиков пальцев, покалывая их миллионами игл. — Старший брат? – Савада желал бы, чтоб тот его услышал, но глас его тих, а трепет перед неизвестностью принуждает его дрожать. Хранитель Солнца содрогается и ещё ниже опускает голову, практически что уперевшись лбом в колени. В этот момент вдали раздаётся рокот голосов. Из-за поворота возникает группа подростков панковского вида. Они идут навстречу, шатаясь, орут что-то, распевают песни, и они очевидно пьяны. Но самое ужасное не это. В объятиях главаря этой банды Киоко! Женщина вырывается и орет, на очах застыли слёзы, а тот только хохочет и лапает её за всё, до чего достанут руки. Позже стягивает маленькую куртку и собственническим жестом разрывает броский топ. Киоко уже даже не рыдает – пробы вырваться отняли все силы, она просто безвольно обвисает в руках главаря, всхлипывая и умоляя отпустить. Цуна в ярости, он по привычке тянется в кармашек за таблетками посмертной воли, но к собственному кошмару там их не обнаруживает. Сознательно осознает, что одному ему ни в жизнь не совладать с пятью громилами без дополнительной стимуляции силы. Он практически что толкает Рёохея, чтоб тот увидел, что вытворяют с его сестрой. Тот вглядывается жидкими очами в происходящее, отвлечённо кивает в пустоту и опять опускает голову. — Что с тобой?! Это твоя сестра! Неуж-то тебя совершенно не тревожит, что с ней сделают?.. Тот молчит, а позже издаёт странноватый звук, схожий на хрип. Когда Цуна лицезреет его лицо, на нём чётко читается ужас. Нижняя губа подрагивает, а зрачки расширены. — Для себя дороже. – Осипло выдаёт Сасагава и отворачивается. Савада бежит за бандой, которая уже успела отступить на достаточное расстояние. Он не задумывается, что будет с ним самим, но такое поразительное безразличие вселяет новые силы. Цуна толкает 1-го из юношей в спину. Тот отлетает в сторону, но только от неожиданности. Он орет что-то, все другие оборачиваются, и на их лицах играют маньяческие ухмылки. От этого становится не по для себя. Мужчины просто без предупреждения, даже не сговариваясь, начинают наступать на него, а позже резко наносят нестройные удары. Савада защищается, как может, а про себя молится всем богам: Пусть Киоко убежит, пока он отвлекает их на себя! Женщина внимает его мольбам и ускользает за угол. После чего Цуна уже может притвориться, что растерял сознание – пусть отстанут. А победа на данный момент не только лишь не главное – она невозможна. Шайка уходит, пнув его в итоге пару раз. Из носа и губки текут ручейки крови, а всё тело в синяках, даже подняться трудно, но он принуждает себя и медлительно встаёт. Рёохея у забора уже нет, и Савада даже не увидел, когда он ушёл. Цуна абсурдёт к дому. Надежда ещё теплится в его душе, но она уже практически погасла. Всё-таки, он ещё ребёнок. Он вспоминает о маме и ускоряет шаг. Уж она-то точно не могла так поменяться. Она должна остаться прежней. Ради него! Савада входит в дом, но Наны там нет. На кухне пусто, в доме холодно и кажется, что там издавна никто не живойёт. Вдруг Цуна слышит детский визг и облегчённо вздыхает – Ламбо тут, означает мать тоже. Она просто не могла бросить малыша 1-го. Бовино выбегает к нему навстречу и заливается хохотом. — Цуна побит! Лузер Цуна! – он машет хвостом и хлопает очами и Саваду почему-либо побеждает несоизмеримая ярость. Он весь на нервишках, а такие клики только раззадоривают бешенство. — Закончи, Ламбо! Хватит вести себя, как ребёнок! На этих словах тот как будто съёживается, становится ещё меньше, чем есть по сути. Он сейчас не делает излишних движений, и стоит практически что мраморной недвижной скульптурой. В зелёных очах сверкает влага, а губки дрожат, как будто он собирается зарыдать. Вся ярость сходу куда-то улетучивается. Цуна пробует подойти поближе и поднять Ламбо на руки, но тот отскакивает и не даётся. Он морщит нос и орет: — Я не ребёнок! И здесь происходит немыслимое. Как будто все био процессы ускорились в 10-ки либо даже сотки раз. Момент взросления пропал, Бовино непозволительно стремительно и до кошмара в один момент становится из малыша 5 лет старцем девяносто 5. Шикарная чёрная прическа одномоментно седеет, кожа обвисает, а лицо растягивается. Под очами, на лбу, на подбородке возникают глубочайшие чёрные морщины, всё сморщивается. И всё это время он не перестаёт рыдать. Гулкий вопль преобразуется в басовитый тенор, а позже становится осиплым низким сипением. Старческий крик – это предсмертный вопль. И вроде бы может быть ранее Цуна не сообразил это – он всё равно ничего не сумел бы сделать. Но совесть – достаточно привередливая штука, и вылезает из подсознания тогда, когда ей самой этого захочется. Дряблое малюсенькое тельце содрогается и застывает. Но процессы ещё идут, а мёртвый старец истлевает, а позже в окно врывается поток прохладного ветра, и кидает останки и пепел в лицо Саваде. Он орет и выбегает из дома, там хватается за голову и трёт виски. Он уже осознает, что это не может быть правдой, но память услужливо подбрасывает стршные видения, начиная с Гокудеры. В тот же момент Цуна осознает, что стоит на мосту. Он раскачивается из стороны в сторону – таковой слабый и шаткий, навесной мост, под ногами бушующая река, а чуток далее водопад. Ледяные острые как иглы брызги впиваются в кожу, и он прикрывает рукою глаза, пытаясь защититься. На периферии сознания проскальзывает идея, что это было бы проще. Проще было бы спрыгнуть. Может быть, он бы пробудился. А может, не проснётся уже никогда, кто знает… Но он снова же держит себя от непродуманных поступков. Оглядывается. На концах моста по различным сторонам стоят фигуры. Справа Мукуро, слева Хром. В их тоже как будто ничего не поменялось, женщина тянет к нему руки, а он улыбается, как может только он, и его хохот слышен даже через рёв падающей воды. Савада не может пошевелиться, кажется, его поставили перед выбором, и он не может дать предпочтение. Если он отойдёт на одну сторону моста – другая оборвётся, посылая стоящего на ней человека в пучину. Мысли его опережает блик, отразившийся в очах. Рокудо извлекает из воздуха кинжал, на рукояти которого сверкает большой красноватый рубин. Иллюзионист саркастически ухмыляется и крутит ножик в руках. Цуна ничего не осознает, возникает только зазорный ужас, что тот на данный момент обрежет верёвки моста. Зато Хром всё сообразила. Она желает сделать шаг вперёд, помешать, но тень Мукуро возникает за её спиной, обымает за талию и останавливает на месте. А тот Мукуро, что реален, вносит кинжал перед собой и с размаху всаживает лезвие по самое основание в свою грудь. Всё вокруг одномоментно окрашивается рубиновым цветом. Водопад, небо, мост, Мукуро, Хром. Из груди Докуро таким же броским потоком хлещет кровь, а она стоит и обречённо цепляется тонкими пальцами за ускользающую руку призрака. А позже… Позже мост обрывается, и все четыре падают вниз. Вниз и вниз, как будто по тоннелю из Страны Чудес. Время останавливается, либо летит неприемлимо стремительно. А Цуна даже не орет. Он утомился, у него болит гортань и издавна сел глас. Он измотан и желает домой. Он задумывается, что хватит с него кошмаров, а они всё не прекращаются, и Савада готов к погибели. Но судьба нещадна. До того как повстречать воду и погрузиться с головой, он вдыхает побольше воздуха и задерживает дыхание. Это просто рефлекс, но оборачивается кое-чем более худшим. Он открывает глаза и лицезреет впереди себя школу Намимори. Цуна забегает в родное здание и входит в 1-ый попавшийся кабинет. От вида к горлу сходу подкатывает комок, он желает уйти, но дверь захлопывается, а свет куда-то исчезает. Остаётся лампа среди кабинета. И парта. На парте посиживает Такеши. Его рот зашит чёрными нитками, на лице гримаса боли, и из каждого прокола стекают ручьи крови, так что кажется, как будто вся нижняя половина лица окрашена в красноватый цвет. Он скребет ногтями нить, но та очень крепкая, приблизительно как те, что соединяют Хаято с его кукловодом. Гокудера стоит тут же, неподалёку. В его руках моток тех чёрных нитей и толстая иголка. Заржавелый металл в крови, руки подрывника также. Ямамото пробует что-то сказать, вскакивает с места, но Хаято толкает его в плечо, и тот падает назад. Любая попытка улыбнуться оборачивается нестерпимой болью, Савада лицезреет это по нервным движениям и непроизвольной дрожи. Он барабанит кулаками в дверь и та внезапно раскрывается. Неизвестная сила тащит его по коридорам школы, и в конце пути он оказывается в кабинете Дисциплинарного комитета. Цуна уже запамятовал, каково это – страшиться боли. Он сейчас опасается только ужаса. Для кого-либо это хвалебно, но на данный момент важнее другое. Он лицезреет впереди себя Хибари. Тот посиживает за столом и в руке его перо. Старинное такое, оперение чёрное, блестящее, как у ворона. Рядом чернильница, куда то и дело опускается кончик пера. На клики Цуны Кёя не поднимает головы, и это уже становится обычным. Он входит ему за спину и холодеет. Большой том исписан ровненьким почерком. Кровью. Она в чернильнице не завершается, левая рука Хибари покрыта порезами, а рядом лежит бритва. Савада вглядывается в строки. Кошмар хватает за сердечко. «Летописание Вонголы. Денек двести 50 6-ой со денька становления Савады Цунаёши Десятым боссом. Сейчас в семь часов 40 две минутки погибли оба Хранителя Тумана – Рокудо Мукуро и Хром Докуро. Они были убиты Дечимо. Они погибли по вине самого сильного из сейчас имеющихся правителей мафии. Без протянутой руки помощи. Они погибли.» Кёя оборачивается, когда Цуна заслоняет ему свет. У него полностью пустые глаза – только белки, покрытые узкой сетью бардовых полопавшихся сосудов. Это так страшно, но ужаснее всего то, что он не кидается к тонфа и не избивает его до погибели. Он глядит своими пронзительными очами и сверлит взором, как будто прожигает дыру. Пахнет палёным, одежка дымится, и Савада медлительно опускает голову. Он совсем подломлен. Сон кончается, когда Хибари закрывает книжку, а на обложке он лицезреет своё лицо. Лицо того человека, который управляет Хаято. Который убил Мукуро, Хром, Ламбо. Который сделал Рёохея слабеньким, и лишил Такеши способности гласить. Реального Вонгола Дечимо. *** Савада пробуждается резко и сходу вскакивает с кровати, чем вызывает головокружение и голубые блики в очах. Всюду ему мерещится тьма. Она глядит на него из углов комнаты и тянет к нему костистые иссохшие руки. Он осознает, что будет страшиться засыпать. И посиживает на подоконнике до утра, обняв руками колени. Луна истерично смеётся и с вызовом глядит на него, а он не может ответить ей этим же. Когда солнце подымается довольно высоко, чтоб осветить все тёмные уголки городка, Цуна звонит всем Хранителям и собирает их совместно на местности школы. Он приходит первым и посиживает в кабинете Дисциплинарного комитета один. Посиживает и дрожит, вспоминая конец собственного сна, и опасаясь посмотреть на стол, где может внезапно оказаться присно помянутая Летопись Вонголы. Скоро все собираются и рассаживаются по диванчикам. Савада не знает, что сказать и неуверенно улыбается. Он рад, что они – это они. Что нет больше того одичавшего животного ужаса, что преследовал его практически с полуночи ранее часа. Но… «Но» — очень ёмкое слово. Он моргает и сглатывает. За спинами его друзей – образы их зеркальных отражений из мира сна. Все взоры ориентированы на него и по ушам долбит, как будто молотом. Цуна лицезреет, как призраки понемногу соединяются с Хранителями, делая их приметно схожими на себя. Они как будто соединяются в одно целое, изгоняя из их всё не плохое, что было ранее. Превращая их в рабов, которыми можно с лёгкостью управлять. Савада не может этого выдержать. Он додумывается смутно, что причина этому – он сам. Это оказывается внезапно болезненным открытием, и от этого сердечку становится холодно. Он вскакивает и не помня себя несётся к центру городка, там пулей взмывает на последний этаж самого высочайшего строения и выбивает локтем стекло. Осколки режут кожу, но он не ощущает боли и не лицезреет крови. Перед очами – фигуры сновидений, захватывающих разумы его друзей. Он орет… И отталкивается ногами от карниза, начиная полёт к земле. … В книжке Летописания Вонголы возникает последняя запись. «На двести 50 седьмом деньке с момента становления боссом, Савада Цунаёши кончает жизнь самоубийством».

1 2 3 4 5 Просмотров: 351 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0

Статистика
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0