Трое в доме, считая всех психов — Happy Tree Friends Персонажи: Сплендид/fem!Флаки\Флиппи Рейтинг: PG-13 Жанры: Гет, Психология, Обыденность, Даркфик Размер: Мини, 5 страничек Кол-во частей: 1 Спленд выбивает им хорошее комфортное гнездышко на самой окраине городка: двуэтажная развалюха-тюрьма, которую еще обживать и обживать, с текущей крышей, гнилостными трухлявыми досками и дырами в стенках. Флиппи счастлив до одури. Носится, подклеивает, подбивает, затыкает и опять клеит, а позже пилит, прикручивает и радуется жизни. Спленд только ухмыляется, помогая переть на 2-ой этаж распиленные доски. В такие моменты он даже малость — совершенно немножко — ощущает себя частью команды. Даже частью — глупее и лучше, этот приятный теплый ком в груди — самой истинной семьи. А их Флаки обшивает все вокруг узорчатыми салфеточками и на каждый свободный гвоздь навешивает пустые рамки для фото. Их рыженькая смазливая пугливенькая Флаки, сверкающая нагими коленками из-под растянутого свитера, под которым скрывается короткая юбчонка. Рамки для фото. На нагие стенки. — На будущее, — объясняет она, солнечно улыбаясь утирающему пот со лба Флиппи. И подмигивает свесившемуся с подоконника, чтоб ободрать одичавшую яблоньку во дворе, Спленду. Их Флаки — с ее наточенными коленками, безразмерным свитером, белоснежными заколками и нечесаной гривой перепутанных рыжеватых волос. Салфеточки. Рамочки. Старенькый облезлый плед, который ей спихнула с барского плеча Петуния. Испуганные визги, клики, трагическая неуклюжесть, пригорающая яичница и выливающийся из турки на плиту кофе по утрам. Жесточайшая аллергия на молочное и все виды орехов — дело всякий раз доходит до анафилактического шока и реанимации. Ох уж эта Флаки. Тоненькая гусиная шея, худенькие плечи и выпирающие косточки ключиц. Слезливые причитания над Флиппи, занозившим палец об неотшлифованный край доски, и отряхивание изгвазданной в пыли и земле куртки Сплендида. Флаки как небольшой пугливый зверь: и на улицу выбросить жаль, и бросить жутко — вдруг попадется под жаркую руку, да придавит кто ненароком. Создание, трусливое так, что даже в Спленде временами пробуждается его глубоко заткнутая и всеми досками заколоченная животная натура. Охото чужой крови, сладковато-терпких волн панического ужаса, подгибающихся коленок и безропотности. Время от времени Флаки просто доводит — собственной аурой жертвенности, рабской покорностью и обширно распахнутыми в слезах очами. Или вправду дурочка, или искусно провоцирует, зная, на что нужно давить в доме с психом-шизофреником и мутантом с комплексом спасателя мира. А Спленд и близко не металлический. И зажимает Флаки среди коридора и, в поисках мельчайшей искры ублажения посреди собственных чувств, методично облапливает все, что у нее есть под некрасиво длинноватым свитером. Флаки дрожит, отворачивается, жмется к стенке, вся в слезах и соплях, и тихонько подвывает от кошмара. И будь Спленд три раза проклят за все те противные мыслишки, что приходят ему в голову, если она так не нарочно поступает. Его хватает на короткий срок — со спины набрасывается совесть, и скручивает руки самоконтроль. И Спленд виновно и кратко целует-клюет Флаки в висок на прощание, оставляя сползать по стенке на пыльный и грязный пол. А сам в расстроенных эмоциях убирается в город — исполнять супергеройский долг перед цивилизацией, целый денек снимая котят с деревьев. 10 человек выручает в обед. Позже сотку губит ненароком ворачиваясь домой к ужину. Лумпи им гордится. И втихаря строчит доклады покровителям в центральный округ. А Спленда дома ожидают свечки и корявая романтика — вышибло пробки, Флиппи полез разбираться и закоротил так, что стенки можно долбить по новейшей. Все равно проводку поменять. Спленда ожидают его семья и ужин. Мясо, картошка, костистая пятая точка Флаки под свитером и млеющий от их обычный и незамудреной жизни на троих Флиппи. Спленд уверен, что даже это в разы лучше звенящей тишины, гор разбитой посуды на кухне, освежеванных соседей и молочно-белых мягеньких стенок больничной палаты. Про лаборатории, доверху набитые спецами по биоинжинерии, жаждущими поиграть с ним в доктора прямо до особо тяжких, Сплендид не вспоминает вообщем. В конце концов, завершается все всегда одним и этим же. И национальную гвардию можно даже не выдирать с коек после легитимной команды «отбой» — никчемно, не успеют. А если к делу подключится к тому же Флип — от случайного щелчка шпингалета, от не к месту взвывшей сигнализации либо даже от взорвавшейся во дворе детской хлопушки (Петунья собственных малеханьких уродов воспитывать даже не задумывается) — бравые солдафоны даже из кроватей вылезти не успеют. Сотрудник с богатым вьетнамским прошедшим и еще больше богатым опытом по части шизофренического раздвоения личности уложит всех баиньки ранее времени. Одним только армейским ножиком и на нагом энтузиазме. Сплендид даже не представляет, сколько он вообщем успеет угробить народу, до того как наконец сгинет на том свете. Да даже если и сгинет, все равно позже возвратится и потащит за собой Флаки — за волосы, елозя лицом по песку и полу. Поволочет глядеть экспозицию в стиле «кишки на люстре — это только начало». Она, естественно, будет плакать и отбиваться, канючить и умолять, и может быть Флип разложит Флаки где-нибудь по-дороге на первой попавшейся поверхности и не сорвет собственный окончательный куш за сей день. Если только не придет в себя после того, как прополощет свое главное, миролюбивое «я» в чужой крови. И вот этого Спленд не может осознать до сего времени: как Флип ее до сего времени не прибил в конец? Как она, черт возьми, еще не оказалась приколочена гвоздями над камином заместо охотничьего трофея? В состоянии завышенной адекватности, когда рефлексами и траекторией полета армейского ножика отставного военного управляет здравый разум — Флиппи — он Флаки разве что на руках не таскает. А может и таскает — прецеденты уже были. Прощает ей всякие глупости. Боготворит и пылинки сдувает. И даже пьет, не плюясь во все стороны, ее мерзкий кофе. И трахает, о, боже, как он ее трахает! Под Сплендом она так никогда не орала от наслаждения. Когда приходит Флип — ей богу, Спленд все-же когда-нибудь плюнет на все свои моральные рамки и закатает в асфальт этих малеханьких ублюдков Петунии — его от Флаки оттаскивать нужно силой. И с боем. И с риском для жизни. И с целой массой противных чувств от следующей регенерации профессионально вспоротой брюшины, выдавленных глазных яблок и пары 10-ов отменных ножевых по всему телу. И, о да, все это время нужно пресекать чужие пробы добраться до собственного гортани. Но Спленду не впервые. Супергероям положено и не такое сносить. Только жалобное нытье Флаки, когда он мужественно собирает себя по кускам, совсем сбивает с настроя. И приходится решать все стремительно и с риском для здоровья — уже для Флипа. Другими словами Флиппи. Тело-то одно. И шизофреническое раздвоение личности — тоже. Пока они охаживают друг дружку всем, что под руку попадется, обо все острое и выпирающее, Флаки забивается в далекий угол и завывает от кошмара. Однообразно, раздражающе, на одной нотке, как долбанная сигнализация. Разбираться вправду приходится стремительно — чтоб только она заткнулась побыстрее и закончила выть. И здесь же помчалась за подаренным на новоселье Петунией веником и пластмассовым совочком — прибирать за развалившими полдома Сплендом и Флипом. А они в это время валяются на диванчике: кто — баюкая вывихнутую руку, а кто — сращивая проткнутое легкое. И безгласно наблюдают за гипнотизирующим мельканием острых худых коленок по разваленной в край гостиной. Спленд готов энциклопедию составлять из всего того, что он в их чертовом доме никак не может осознать. При этом, собственная мутация в далекой-далекой и издавна подорванной ко всем чертям лаборатории в процессе какого-то замысловатого опыта очевидно будет стоять на последнем месте перечня вопросов к вселенскому разуму. * * * Спленд терпеть не может выходные. Соседи таскаются друг к другу в гости, их мелкие неприятные крикуны носятся по газонам, и какая-нибудь в особенности маленькая дрянь непременно сбежит от родителей и полезет, черт ее дери, в ветхий и старенькый домик на окраине. В большинстве случаев это тупоголовые потомки Петунии с петардами в кармашках — клептоманы-близнецы, по которым рыдает горьковатыми слезами одиночка в кутузке примыкающего штата, но Лумпи часто отмазывает их собственной властью папочки-мэра и начальника милиции в одном лице. Спленд считает, что денек прошел успешно, если он впору — пока ублюдочные дети не убрались подальше совместно с их мамой — успел перехватить Флипа и связать его покрепче. За это ему позже, естественно, воздастся с троицей, и Флаки до ночи кровавые подтеки будет оттирать с ковра. Но зато получится избежать еще 1-го глупого чтения нотаций от Лумпи. И военную базу недалеко по тревоге никто подымать не станет. И без их паршиво. По сути все отлично так, как вообщем может быть отлично для Спленда. Его запесочили в какое-то захолустье, как можно далее от центра, сующей везде собственный нос прессы и длинноватых отчетов со перечнями погибших — во спасение — от его геройских рук. Сбросили в нагрузку ветерана Вьетнамской войны с раздвоением личности и поставили сверху приглядывать придурка с родственниками в высших эшелонах власти, чтоб впору успевать замять и затереть ту кровищу, которую они на пару с Флипом разводят каждый божий денек. Заодно с боковой стороны намотали еще одну военную базу, которые размножаются вокруг, как грибы после дождика, и так же стремительно пустеют после внеплановых нашествий Флипа. Ах, да — и засунули на руки Флаки. Вобщем, она сама их отыскала. Каким-то разуму непостижимым образом. И пробует за обоими приглядывать — тоже какими-то очень необычными способами. В итоге Спленд делает конкретно то, чего от него ожидает в собственных розовых мечтах начальство Лумпи: посиживает дома с газетой в руках, чашечкой чая на столе и поставленным на паузу повтором воскресного бейсбольного матча по телеку. Меньше супергероя-Сплендида — меньше трупов. Меньше трупов — меньше бумажек исписывать, уводя статистику злосчастных случаев в бред. Больше Спленда дома — меньше неуправляемого Флипа и больше уютно-образцового Флиппи, по утрам с блаженной рожой выслушивающего мурлыканье Флаки о занавесках в голубой цветочек им на кухню. И вот хотя бы какой-то из них задумался о том, что этими же занавесочками можно связать и задушить. Ту же Флаки, к примеру. Спленд — думает, и потому едет выбирать самую некрепкую ткань. Флаки все равно зашить не сумеет, так можно будет с незапятанной совестью выбросить после первой же дырки. Сплендид вытерпеть не может выходные. Флаки отчаливает на вечерние посиделки к Петунии, в компанию безмозглых клуш, разожравшихся за счет собственных богатеньких муженьков, со всеми их капиталами сосланных долой с глаз сегодняшней власти. На их фоне она в очах Спленда — безупречная дама. Нереально хрупкая и красивая, выживающая в доме с 2-мя психами — у Флиппи официально поставленный в мед карту диагноз есть. И после чего даже умудряющаяся быть собственной в змеином гнезде мило улыбающихся мегер возрастом за 40 и с целым выводком малеханьких поганцев. Спленд только удивляется, как Флаки сама раздвоение личности не заработала со всем этим. Или с психикой у нее уже так плохо, что схожая мелочь никак не отражается на общей картине, или же Флаки очень умна для их уютненькой глухомани у черта на куличиках. Сплендид до сего времени не может обусловиться с тем, что он задумывается по этому поводу. Флиппи-то ее точно дурочкой не считает: его отношение варьируется от «милая моя девочка» до «дорогая и любимая». Другими словами монотонно донельзя. Флип держится 2-ух главных линий поведения: Флаки — засланная к нему шпионка, и Флаки — жертва плена. В первом случае всеобщая мясорубка наступает фактически сходу, во 2-м — с маленьким оттягом по времени. А пока происходит процесс перетечения из второго в 1-ое, Спленд обычно успевает кого-нибудь спасти. Хотя бы ту же Флаки. Поначалу спасти, а позже — трахнуть. Феномен, но конкретно благодаря ей разрушений и жертв в разы меньше, чем могло бы быть. С обеих сторон — как Флипа, так и типо приставленного надзирать над ним Сплендида. Один город по их вине уже вымер. На очереди или новый, или Флаки, мужественно жертвующая собой и раздвигающая перед Флипом коленки. Он ее все-же до сего времени не убил. И даже фактически не пытал. Во всяком случае, не так многообразно, как перепадало Сплендиду, когда Флип заходил в раж. А Сплендиу не удается так профессионально и стремительно гасить порывы Флипа разнести все к чертям. Его бы самого кто впору погасил, чтоб не хотелось утопить идиота-Лумпи в бассейне на заднем дворе его расчудесного дома. Либо чтоб не грызло желание методично передушить все его семейство начиная с заносчивой сучки-Петунии и заканчивая ублюдками-близнецами. Спленд тоже болен, он тоже ненормален и издавна уже мутировал в какую-то дрянь неявного предназначения. Дайте Спленду его Флиппи, его Флаки и не трогайте, черт подери, хотя бы до последующего Рождества. И он обещает, что в их окаянном городишке резко снизится смертность населения. Но нет. Он должен дать честь, рявкнуть «Есть, сэр!» и пулей лететь в другое полушарие обезвреживать еще одну ядерную боеголовку. А то вдруг кто поразмыслит, что их красивое правительство дремлет и лицезреет — а оно и дремлет, и лицезреет, и маниакально посверкивает очами, как Флип в самом наилучшем из собственных настроений — вроде бы развязать третью мировую. И, естественно, когда он возвратится, дома никого не будет. Флаки, чмокнув на прощание головного психа собственной жизни, умиротворенно дремлющего на диванчике в гостиной, уезжает за покупками в гипермаркет на другой конец их городишка. А Флиппи — после дроби «чпоков» жевательными шариками из самодельной трубки в стекло уже Флип — идет освежевать собственных соседей. А позже — вызволять из плена разведчицу-Флаки, попутно вырезая все, что движется на «вражеской базе». Спленд следует за ошметками мяса и крови, как за хлебными крошками, оставленными их замысловатым Гансом с военным прошедшим и дырой заместо психики. Он длительно блуждает по безлюдным отделам гипермаркета, обещая для себя когда-нибудь взять реванш. И вздернуть малеханьких ублюдков Лумпи на флагштоке прямо перед его домом. А Петунию дать Флипу, по большенному секрету сообщив перед этим, что она — неприятельский генерал, живущий под прикрытием в семье штатских. Вот тогда все они повеселятся. Снаружи вопят 10-ки сирен, гудят в небе поднятые по тревоге с близлежащих штатов военные вертолеты, и непонятно мямлит что-то в громкоговоритель Лумпи. Просит, чтоб Спленд со всем побыстрее разобрался и можно было бы расходиться по домам — вроде бы на вечерний выпуск новостей не запоздать. Сплендид, прижавшись спиной к перекосившемуся стеллажу с кухонной утварью и скрестив руки на груди, следит, как Флип методично порет армейским ножиком плюшевого медведя с примыкающей полки. Означает, на ходу выискивает в нем или подслушивающее устройство, или замысловатый датчик, или один из взрывных презентов собственного бывшего сослуживца. Флаки, в рваном платьице и с ног до головы измазанная в засохшей крови, идет рядом с ним, толкая впереди себя набитую пищей телегу. Шагает коряво, переваливаясь с одной ноги на другую, как гусыня. С внутренней стороны бедер поверх старенькой багряной корочки лениво стекает свежайшая кровь. На спине, на уже подсыхающем в жесткую корку платьице, в общей мешанине разводов верно отпечатались ровненькие углы полок. Спленд знает, как отлично она умеет угомонять Флипа. Несколько раз лицезрел и даже участвовал — когда самому невмочь было. Эти чудесные коленки. Чем обширнее раздвигаются, тем круче эффект. Поравнявшись с Сплендидом, Флаки вынимает из телеги баночку фасоли в томатном соусе и гордо ему показывает: — У нас сейчас фасоль с лососем на ужин, — солнечно улыбается она, сдувая со лба налипшую прядку волос. Лосося наверное сожжет прямо на сковородке. Спленд облизывается, предвкушая ужин. Флип милостиво швыряет в телегу рваного, но уже точно полностью неопасного плюшевого медведя, и Флаки здесь же тянется признательно чмокнуть его в щеку. Сплендид пристраивается с другого бока — одной рукою приобнимая Флаки за плечи, а другой помогая ей толкать телегу. — Идем на кассу? — Флаки переводит вопросительный взор с него на Флипа. Если все-же она просто сумасшедшая дурочка, то все это снится валяющемуся кое-где далековато в одной из подземных лабораторий Сплендиду. Обкололи наркотой перед очередной операцией, вот и видится всякое. Семья, дом, его дама. Но Флаки улыбается и подмигивает — хитро, с проблеском гулкой прохладной стали во взоре. Той, которой у безмозглых идиоток отродясь не бывает. Только у хищниц. И разведчиц-шпионок, которых Флип так любит трахать на обеденном столе. А, может, Спленду на данный момент просто показалось, может, ему вправду это снится. И все, что остается — старенькые добрые 50 на 50, « верю — не верю». Да даже если так, то пусть этот сон никогда не кончается. Флип поудобнее перехватывает собственный возлюбленный ножик, готовясь, если пригодится, с ним одним идти против армейских вертолетов. Флаки безмятежно улыбается и толкает телегу вперед, на кассу. А Сплендид просто катастрофически горд за свою семью.
|